Самое странное, что чем дольше я прокручиваю это в голове, тем больше мне кажется, что мне будет проще во всем разобраться, если записать все на бумаге. В моем блокноте.
Когда я прихожу домой, там никого нет, кроме Шмидта. Я подхватываю его на руки, опускаю на диван и достаю блокнот.
И подробно рассказываю ему обо всем, что случилось, в надежде, что в процессе повествования на меня снизойдет прозрение, но зря. Когда я подхожу к описанию сайта, я чувствую такую ярость и беспомощность, что мне приходится бороться с подступающими слезами, чтобы продолжать.
Я делаю паузу. Стоит ли вообще загадывать еще какие-то желания в блокноте?
Может, и нет, но мне хочется написать это вне зависимости от того, обладает или нет блокнот магической силой. Поэтому я продолжаю:
Остаток дня я провожу у телевизора, смотря все идиотские передачи подряд. К тому времени, когда должны прийти мама и Эрик, я совершенно вымотана. В записке, которую я оставляю для них на кухонном столе, говорится, что я вернулась из школы пораньше, потому что приболела. Я поднимаюсь к себе в комнату и сразу залезаю в постель. Пару раз сквозь сон мне смутно слышатся телефонные звонки, которые прерываются включением автоответчика, а затем попытки дозвониться повторяются снова. Но я их игнорирую и снова засыпаю.
Когда я открываю глаза, уже стемнело. Я включаю ночник на прикроватной тумбочке и нахожу записку от мамы. «Надеюсь, тебе получше, – читаю я. – Если проголодаешься, лазанья в холодильнике. Люблю тебя».
Снова звонит мой телефон. Это Амалита.
– Ты слышала об аварии? – спрашивает она задыхающимся голосом.
На какое-то мгновение я не могу сообразить, что она имеет в виду. Может, это она о сайте «Зима тревоги нашей»?
А потом я вспоминаю. Конкурс Кайлера Лидса! Сегодня был последний шанс принять в нем участие. Амалита говорила, что заявок ожидается столько, что они могут просто обрушить сервер. Мне одновременно досадно и смешно, что на фоне всех последних событий кого-то может до такой степени интересовать какой-то дурацкий телевизионный конкурс.
– Ну и что тебя так удивляет? – говорю я. – Не ты ли сама утверждала, что существует большая вероятность того, что это произойдет?
– О чем ты? – спрашивает Амалита.
– О конкурсе Кайлера Лидса.
–
– Ну да… – произношу я. – А ты о чем?
– Отем! Я про Ринзи!
– А что с ней?
– Ее
Меня сковывает холодом, словно я с разбегу окунулась в ледяное озеро. Я даже сказать ничего не могу.
– Отем? – окликает меня Амалита. – Ты слушаешь?
– Да, – едва мямлю я в ответ.
Я хватаю блокнот и нахожу последнюю запись, хотя и так прекрасно помню свое пожелание.
О боже! Что я наделала?
14
Я пытаюсь выпытать у Амалиты детали, но она сама толком ничего не знает, поэтому я быстро заканчиваю с ней разговор и звоню Шону.
Он не отвечает. Неудивительно: он, наверное, дико зол на меня за сайт, который я не писала. Через пару секунд мне приходит сообщение.
Шон:
Видел, что ты звонила. Не могу сейчас говорить.Отем:
Нет проблем. Слышала про Ринзи – что произошло?Шон:
Автомобильная авария. Ее брат приехал, был за рулем. Заснул и врезался в телефонный столб. Ринзи была не пристегнута, и ее выбросило из машины.Отем:
Бог мой! Она сильно пострадала?Шон:
Да нет, ничего. Только сломала ногу в трех местах. Могло быть гораздо хуже.Отем:
Кошмар…Шон:
Должен идти. Я в больнице с Ринзи и моими родителями. Ее скоро выпишут. До завтра.Отем:
Конечно.Злобная часть моей натуры сейчас испытывает невероятную радость. Не по поводу аварии Ринзи. Это действительно ужасно. Я радуюсь, что, несмотря на то что Шон сейчас в больнице, куда попала его почти-сестра, он все же написал мне. Значит, не так уж он и зол.