– Ну да, – я киваю, как будто она может меня видеть в этот момент. – Принести спокойствие и гармонию в мой маленький мирок. Если верить Эдди и, по ее словам, папе, в этом мое предназначение. – Мне самой в это верится с трудом. Что у меня есть-таки Дело.
– И каким образом ты это сделаешь? – спрашивает Дженна.
Хороший вопрос!
– Не знаю, – признаю я, нахмурившись. – В настоящий момент я как никогда далека от мира и гармонии. Вся моя школа, за исключением Джека, Джей-Джея и Амалиты, меня ненавидит.
– То есть тебе предстоит это изменить. Правильно?
– Ну, наверное.
Тут подъезжает мама, и мы с Дженной прощаемся.
– Как там Эдди? – интересуется мама, когда я забираюсь в машину.
Мне бы очень хотелось рассказать ей все, но я знаю, как она относится к сверхъестественным бредням Эдди. К тому же мне кажется, идея о том, что душа папы, ну, или ее кусочек хранится в блокноте, очень ее расстроит. Я стараюсь поддерживать с ней веселый разговор ни о чем, а сама продолжаю думать о блокноте.
Что бы мне пожелать?
Конечно, моя жизнь стала бы более мирной и гармоничной, если бы окружающие перестали меня ненавидеть и я стала бы популярной. И все-таки это не то. Мне не нужно, чтобы меня считали потрясающей. Мне нужно, чтобы все поняли, что я не такая, какой выставляет меня Ринзи.
Вот именно! Как только мы приезжаем домой, я бегу наверх и раскрываю блокнот.
К ужину я спускаюсь, страшно довольная собой.
Справедливость скоро восторжествует, в отличие от Ринзи Трески.
15
Справедливость, может, и вправду где-то на подходе, но она не очень-то торопится. Я все жду, когда миссис Дорио сделает объявление о том, что им удалось найти автора сайта, или когда сама Ринзи проколется и тайное станет явным, но пока ничего подобного не происходит. И даже хуже: волна ненависти ко мне только растет. Если Ринзи на костылях была новостью-однодневкой, то грязи на сайте «Зима тревоги нашей» хватит на то, чтобы будоражить умы общественности и поддерживать общее возмущение до конца учебного года.
Сегодня у меня занятия по ПАП, поэтому я быстро заканчиваю обед. Мне хочется быть первой в «Черной комнате», чтобы успеть занять место в самом дальнем углу комнаты и, таким образом, отгородиться от остальных раньше, чем они сделают это сами. Я вставляю в уши наушники, закрываю глаза и слушаю музыку в ожидании начала.
Кто-то вытаскивает у меня наушник из правого уха. Я поворачиваюсь и вижу Шона на соседнем стуле. Он запихивает мой наушник себе в ухо.
– Ух ты, не знал, что ты поклонница Бетховена, – говорит он, покачивая головой в такт музыке.
– Что? Но это же… – Тут до меня доходит, что он шутит, и я выдергиваю свой наушник из его уха.
– Да ты юморист! – Я выключаю музыку. – Как там Ринзи?
– Нормально. Я стараюсь максимально облегчить ей жизнь.
– Ты просто ее ангел-хранитель! – В моем голосе больше сарказма, чем мне бы хотелось. – Я имею в виду, что ей с тобой повезло, – поправляюсь я.
Шон в ответ тоже пожимает плечами.
– Они с Тревором расстались, и я сейчас выступаю в роли жилетки. Но это ничего. Она бы сделала для меня то же самое.
Мне снова удивительно, что Ринзи, какой он ее видит, и Ринзи, какой вижу ее я, – это один и тот же человек.
Места в аудитории постепенно заполняются. Скоро начнутся занятия. Шон наклоняется поближе ко мне и спрашивает, приду ли я после посмотреть на его тренировку, но мне не хочется сидеть среди такого количества враждебно настроенных людей. Особенно после слов Джей-Джея, что, по всеобщему мнению, я использую это время на то, чтобы шпионить за людьми и собирать свои грязные материалы.
– Не могу, – просто отвечаю я. По тому, как он нахмурил лоб, я вижу, что он думает, будто меня это огорчает. Да, пожалуй, так оно и есть. Немного.
– Последние пару дней были довольно тяжелыми, – говорит он. – Но мне хотелось бы извиниться. В понедельник я вел себя как полный придурок. Ну, с этим сайтом. Я хорошо подумал обо всем и теперь знаю, что это была не ты.
– Спасибо… Но не очень-то приятно, что, для того чтобы прийти к такому мнению, тебе понадобились продолжительные размышления. Особенно после бала. Я думала, ты достаточно меня знаешь, чтобы не сомневаться.