Дневник отца Антихриста

Наверное, можно было покончить со всем этим разом: например, помочь себе разрядиться. С усилием я дотянулся рукой и открыл себя Вселенной. И в меня как будто ворвался свежий вихрь, который встряхнул – буквально встряхнул! – подбросив моё тело и обнулив уже пройденный путь. Но вихрь этот занёс меня на какой-то другой, более высокий уровень, на другой «ноль», и всё началось сначала, с удвоенной силой. И тогда я перестал дышать, что принесло облегчение, блаженство перестало быть мучительным. Последнее, что помню – это свою улыбку. Вернее, я сказал себе: «Вот и всё» и расплылся в улыбке. И она выражала не удовольствие, не иронию, не сожаление и не облегчение. Она была даже не прощанием с миром и с самим собой. Это была улыбка встречи с другой реальностью. Как улыбка во сне или когда заглядываешь через край

в глубокое ущелье,

по дну которого протекает река

с голубой прозрачной водой

в русле из белых камней…

Кто-то тормошил меня за плечо, и сквозь шум бегущей воды (а может быть, в тишине, от которой шумело в голове) я услышал мужской незнакомый голос: «Дыши! Дыши!» Потом ощутил тяжесть своей плоти, и промелькнула мысль, что голым при постороннем находиться не прилично. Хотел прикрыться рукой, но не хватило сил. И только потом я задышал и открыл глаза. И увидел близко склонённое ко мне смуглое лицо с арабскими чертами и чуть насмешливую и всепонимающую улыбку. Никогда прежде я этого человека не видел, но сразу понял, что именно он был на лоджии в моём сне.

Я не узнал своей комнаты. Всё было в другом свете и даже располагалось под другим углом. В голове возник вопрос: «Где я?» Но ничего меня не пугало, даже этот незнакомец. Я даже не испугался за аппарат, потому что понял, что этот человек причастен, что он свой. «Дыши», – опять повторил он. Я старательно дышал, не сводя с него взгляда. «Выпей воды, – предложил он и поднёс бокал. – Сделай три глотка». «Почему именно три?» – подумал я и решил, что вода отравленная. Он приложил бокал к моим сжатым губам. Почувствовав влагу, я сделал два глотка. Он не убирал бокал, и я сделал третий глоток. И вдруг свежесть заполнила меня всего, как будто слился с ранним прохладным летним утром, пронизанным солнечными лучами. «Я поставлю бокал вот сюда, на полку, – как-то доверительно и по-особому тепло сказал он, – если опять захочешь пить». Неправильно выстроенное предложение почему-то ещё больше растрогало меня, и я не смог сдержать нахлынувших слёз. Голый, слёзы… Но это совсем не стесняло меня. Наоборот, свобода и раскрепощённость принесли небывалое облегчение и душевный покой. Мои слёзы были не только благодарностью за спасение. «Неужели меня простили за маму?» – промелькнула мысль. Слёзы прочищали меня, они уносили мою боль, которая осталась после смерти мамы и отца. Я прижался к его коленям, потому что понял: это сейчас самый родной для меня человек. Сквозь слёзы я что-то говорил ему: слова признательности и даже любви. Никогда и ни перед кем я не был таким открытым. То ли я растворился в нём, то ли он во мне. Знаю лишь одно: в ту минуту я заново родился, а моим родителем стал он.

А потом опять что-то изменилось в комнате, и я почувствовал себя в неволе, взаперти. И его нигде не было, даже на лоджии.

Птицы

Я стоял на краю высокого скалистого обрыва и кормил из рук больших птиц. Их слетелось так много, что я перестал видеть небо, горизонт вокруг и даже свои ноги. Я был внутри птичьего облака. Они кричали, вырывали крошки друг у друга, царапали меня лапами, ударяли крыльями по лицу. Садились мне на плечи, руки, голову. Они совершенно не боялись меня, как будто я был одним из них или меня как будто не было. Они стремительно перемещались в разных направлениях, и я перестал осознавать, где низ, а где верх.

Я бы тоже мог стать птицей тогда, но испугался.

А может, это были ангелы?

Дата.

Вчера приходила Ксения. После смерти отца она стала меня опекать. В отличие от Ольги Андреевны, иногда приносит какую-то еду. Почему-то готовить у меня на кухне не решается, впрочем, я и не предлагал. Вообще, очень странные у нас с ней отношения. Учились в одном классе, после школы не виделись десять лет и вдруг случайно встретились на улице. Поздно я её заметил, а то бы по старой привычке свернул в сторону. «Чего ты такой печальный?» – спросила она. А я как раз шёл с похорон отца. «Можно я буду к тебе приходить?» – несмело, куда-то в сторону предложила она. Не мог же я отказать.

От издателя

Автор дневника лишь мельком касается истории своих школьных взаимоотношений с Ксенией (да и многие другие события жизни Григория остались за бортом), поэтому во время нашей второй встречи я попросил её подробнее об этом рассказать. Она рассказала, причём как-то безжалостно к себе. Попытаюсь изложить эту историю так, как я её себе представил.