Дневник пани Ганки

В голосе его не слышалось печали, однако выражение глаз свидетельствовало, что любое воспоминание о матери он переживает очень остро. Это весьма мило. Я уже убеждалась, что мужчины, которые окружают своих матерей благоговением, – лучшая разновидность мужчин. Такие не бывают ни толстокожими, ни легкомысленными в отношении женщин. Они могут даже показаться чопорными снаружи, однако внутри чувственны и нежны. Нежности в них с избытком, как и привязанности, они способны на серьезные жертвы. Ван Хоббен именно таким и выглядел. Несколько минут мы говорили о его матери. Оказывается, она умерла три года назад. Отца же он потерял уже давно. Сперва ему помогали родственники, позже пришлось заботиться о себе самому.

Во время этого короткого разговора между нами протянулись нити истинной приязни. Единственное неудобство рядом с таким молодым человеком – это его робость, признак всякого мужчины, не обладающего пока достаточным опытом. Каждому из них кажется, что любая напористость в отношении женщины оскорбляет ее достоинство. Естественно, я говорю о напористости, которая удерживается рамками хорошего воспитания. Хоббен не только не позволял себе смелых действий, он даже не сказал ни одного слова из тех, что – я это видела – готовы были сорваться с его губ.

Однако его навязанный себе самоконтроль приводил к тому, что пребывание рядом с такого рода молодым человеком имело свои позитивные моменты. Я, несомненно, была права, когда настояла на том, чтобы он остался в Варшаве. Я спросила его:

– Но ведь у вас, конечно, случаются и какие-то отпуска?

– Естественно. Летом я обычно провожу спокойный месяц в Спа, Остенде или Схевенингене.

– Да? – удивилась я. – Тогда вполне возможно, что мы с вами встречались. Я тоже люблю проводить лето на побережье Северного моря.

Он красноречиво взглянул на меня:

– Полагаю, такая встреча осталась бы у меня в памяти.

– Ах, не шутите так.

– Это вы шутите, делая вид, что обвиняете меня в неискренности.

Я некоторое время смотрела на него, потом положила ладонь на его руку:

– Несомненно, я верю, что вы говорите искренне. – А еще через миг добавила: – И хочу верить.

Когда он поднял мою руку для поцелуя, я словно невзначай провела пальцами по его губам.

– Мне уже нужно идти, – сказала я. – Жду кое-кого в пять.

Он был этим пойман врасплох. Как видно, от моего визита ожидал куда большего. Чем, впрочем, я нисколько не удивлена. У меня был истинный bon jour, и я даже представить себе не могла мужчину, который в такой ситуации согласился бы проститься с легким сердцем. Увы, мне приходилось так поступать.

Хорошо, что я успела вернуться домой минут за пять до пяти. Господин Юргус уже ждал меня. Его развлекала тетка Магдалена, чему он, казалось, не особенно рад. Когда она пошла отдать распоряжение слугам (господин Юргус попросил виски с содовой), он сказал мне:

– Я очень давно хотел познакомиться с вами.

– Я тоже слышала о вас.

– Не знаю, что вы обо мне слышали. Но я бы предпочел, чтобы вы немедленно узнали обо мне все.

– Это непросто: знать о ком-то все, – заметила я.

– Верно. Если кто-то скрытен. А я буду совершенно откровенен. Итак, прошу: как я уже вам вчера говорил, я немало пережил. Я объездил чуть ли не весь мир. Многому научился и многое понял. Именно поэтому несчастлив, хотя добился той цели, что перед собой ставил. Я понял, что цель эта ничего не стоит.

– Вы меня заинтересовали. И к чему же стремились?

– К богатству. Я решил стать миллионером. Рожденный и воспитанный в бедности, воображал себе, что высшее счастье дают деньги. Не думайте, будто я был когда-либо настолько поверхностным, что думал о деньгах лишь как о бесплодном богатстве. Я не воспринимал его и как то, что лишь дает средство к беззаботной и безбедной жизни. Считаю его силой, которую получает тот, кто ею владеет. Мечтал – нет, неверно говорю, поскольку мечтать я не умел никогда, – строил планы, что стану создавать заводы и предприятия, что сделаюсь душой организованных человеческих толп, которым стану навязывать свое понимание мира, свои идеалы и всякое такое.

– Это весьма амбициозно, – сказала я.

Он кивнул:

– Я тоже так думал. Я так считал всегда. И буду уверен в этом, полагаю, до конца своей жизни. Итак, цели своей я достиг. Нынче у меня многомиллионное состояние. Я управляю множеством предприятий. Тысячи людей воспитываю согласно своим убеждениям. И все же понял, что счастье не в этом.

– Отчего же? – спросила я.

На его высоком лбу прорезались глубокие вертикальные морщины.

– Видите ли, все оттого, что, как я полагаю, всякий мужчина носит в себе двух людей: один из них человек, а второй – мужчина. Я не умею красиво говорить, но вы меня и так поймете. Как человек, я совершенно счастлив. Я знаю, что тружусь на благо общества и представляю собой ценность – бо́льшую или меньшую, не важно, но достаточную для себя, – это окружает меня признанием и уважением. Если бы я нынче умер, обо мне горевали бы как о честном контрагенте, справедливом работодателе, хорошем гражданине. Но, видите ли, никто бы обо мне не плакал.

– А вы в этом уверены?