Дневник пани Ганки

Это действительно трагично, ведь я никогда не узнаю, что толкнуло его на подобный путь. Тайну эту он забрал в могилу. Однако чувства эти наверняка были поразительными и тяжелыми. Бедолага. Так мало могла я ему дать, а он столько от меня ожидал. Но это не может быть случайностью, на своем пути я всегда встречаю людей необычных (поскольку ведь и Тото – в своем смысле – человек необычный).

Утром позвонил дядя Альбин и сказал, что получил от мисс Норманн открытку из Крыницы. Та не содержала ничего интересного, кроме шаблонных вежливостей. Но для меня абсолютно ясно: сам факт, что она прислала ему открытку, является достаточным доводом ее изворотливости. Она, несомненно, знает мою девичью фамилию и не может не задумываться о том факте, что старший господин с такой же фамилией так сильно ею интересуется. Если она даже после отъезда старается не потерять с ним контакта, это свидетельствует о ее намерении поддерживать с ним отношения. И какие отсюда можно сделать выводы?.. В любом случае это – странная женщина. Мне непросто понять, что ее склоняет к затягиванию дела с Яцеком. Я же сегодня убедилась, что он в курсе о пребывании мисс Норманн в Крынице. Я сказала ему, что, когда вылечусь, намереваюсь на несколько дней поехать в Крыницы, и он тут же принялся активно отговаривать меня. Рекомендовал Закопане, хотя знает, что я его не люблю. Мне интересно, переписывается ли он с ней. Перед обедом я даже на минутку встала и очень методично обыскала ящики его письменного стола. Но он слишком осторожен. Не нашла я совершенно ничего. В календаре только была пометка:

«“Патрия” – 6–8».

Можно было догадаться – это имеет отношение к мисс Норманн. Не исключено, это означает, что она поселилась в «Патрии» и звонить ей можно между шестью и восьмью часами. Я приняла однозначное решение: сразу же после выздоровления еду в Крыницу и тоже остановлюсь в «Патрии». Сегодня читала в газетах, что туда должен прибыть Кепура^[57] с женой. С ним я познакомилась пару лет назад в Париже. Но жена мне очень интересна. Голос у нее просто чудесный. Пару человек даже говорили, что мы несколько похожи, однако я с этим совершенно не согласна.

Вчера я послала письмо Мостовичу. Знаю, что он терпеть не может писать письма, но, по крайней мере, депешей ответит мне наверняка. Ему я смогу доверить некоторые свои переживания и спросить, что он думает на сей счет.

Сегодня будет непросто: отец обещал прийти вечером. Чтобы хоть как-то облегчить атмосферу, я пригласила еще нескольких гостей.

Утром была Данка. Занимается организацией какого-то нового общества в поддержку падших девиц. Это забавно, что падшие девицы не собираются и не создают обществ, которые бы занимались дамами из общества.

Не понимаю, зачем люди вообще вмешиваются в жизни других. Всякий организует себе жизнь, как сам того хочет, и принимает последствия этого. Естественно, я сохраняю за собой право высказывать мнение, но никоим образом не оправдываю надоедливости.

Четверг

Сама не понимаю, как дошло до этого разговора. Запомнила я из него каждое слово. Не могу уяснить одного: что склонило Яцека к началу беседы. Кажется, спровоцировал это отец, слишком сурово отчитывая Тоню Потоцкую за ее отношение к мужу.

Когда вечером все вышли, Яцек уселся у моей постели и сказал:

– Я раздумываю над тем, отчего люди так редко понимают других. Мне кажется, в мире стало бы куда меньше несправедливости, если бы одни стремились раскрывать мотивы своих поступков, а другие – понимать их и оценивать по совести.

Он говорил будто сам с собой. Был задумчив и печален. Я отозвалась непринужденно:

– Люди слишком заняты собой…

– Наоборот, – тряхнул он головой. – Они заняты своими ближними, но достаточно поверхностно. Отсюда столько фальшивых мнений и столько яда. Я более всего убежден, что на небо уходит куда больше душ, чем нам думается.

Вспомнив о Роберте, я кивнула:

– Конечно. Полностью поддерживаю твое мнение. Ведь никогда не известно, насколько страшные или попросту неблагосклонные обстоятельства кроются за чьим-то дурным поступком.

Он внимательно глянул на меня:

– Ты серьезно так считаешь?

– Абсолютно. Всякий может совершить ошибку.

Яцек поцеловал мою руку.

– Я рад, что ты так думаешь. И тем более рад, Ганечка, поскольку понимание – черта очень редкая, особенно у женщин. Знаешь, я порой думаю о тебе всякое. Нет, я никогда нисколько не сомневался в твоей верности. Но задумывался над тем, что я сделал бы и как поступил бы, если бы узнал, что ты мне изменяешь.

Я рассмеялась:

– Ты никогда об этом не узнаешь. Если я изменю тебе, то сделаю это настолько ловко, что ты не догадаешься.

Он улыбнулся и поглядел на меня: искоса и с сомнением.