Дневник пани Ганки

– Знаю, ты шутишь, любимая. Однако хочу обсудить это всерьез. Так вот, случись нечто подобное – и я бы с тобой прежде всего поговорил. Чтобы понять, не лежит ли вина на мне. А так происходит слишком часто. Муж забывает о жене, посвящает ей чересчур мало времени либо становится равнодушен к ее делам. Не интересуется ее внутренней жизнью… Ах, ведь существует масса мотивов… Например, мужья часто отзываются о своих женах легкомысленно, позволяют себе флиртовать в их присутствии с другими женщинами. Я отдаю себе отчет в том, что любой из этих поводов в значительной мере оправдал бы измену жены.

Я посмотрела на него с удивлением:

– Отчего ты говоришь об этом?

– Ах, абсолютно просто так. В общем, в этом случае я бы начал искать вину в самом себе. Не сумел бы тебя осудить, не осудив прежде собственных поступков. – Задумавшись, он добавил: – То же самое касается и прошлого.

– В каком смысле?

– В том, в коем случилось, например, в семействе Яворских. Ты их не знаешь и наверняка не слышала об этом. Ждысь женился по любви. Лили, как ни взгляни, была превосходной женщиной. Очень его любила. Они могли служить образцом добропорядочного семейства. И через год после женитьбы Ждысь случайно узнал, что Лили раньше, еще в свои пансионские времена, имела роман… то есть нечто вроде романа… словом, бывала на квартире у одного господина.

– Странная история… И что же он сделал?

– Как по мне, он поступил грубо и несправедливо. Сперва несколько месяцев мучил ее скандалами и устраивал ежедневные сцены, хотя она сразу призналась во всем. В ту пору она была почти ребенком. Ничего не ведала о жизни. Думала, что полюбила того господина. Ей не к кому было обратиться за советом. Мать ее интересовала лишь собственная жизнь… Что же удивительного?.. В подобных обстоятельствах такое может произойти с каждой или почти с каждой девушкой. Когда она несколько лет спустя выходила за Ждыся, даже и не помнила об этой старой интрижке.

Я прервала его:

– Ну, в такое поверить непросто.

– Я бы не рискнул настаивать. Может, и помнила. Вероятно, даже и придавала ошибке своей молодости немалое значение…

– Отчего тогда она не призналась во всем мужу до брака?

Яцек тряхнул головой:

– Вот именно! Видишь? Но тут я с тобой не согласен. Она ведь могла верить, что ее старые чувства никогда не станут известны. Зачем ей тогда вкладывать любимому человеку в голову дурные мысли, зачем подрывать его веру в ее чистоту и честность, если, будучи его женой, она ощущала себя чистой перед ним. Наверняка с точки зрения формальной логики ты совершенно права. Но жизнь невозможно воспринимать с точки зрения буквализма. Нельзя превращать людей в статьи кодексов. Когда бы перед бракосочетанием она открыла Ждысю все, то наверняка сорвала бы и саму свадьбу.

– Неизвестно, дорогой. Если он и правда ее настолько сильно любил…

Яцек пожал плечами:

– Ну, любит-то он ее до сих пор. И все же оставил. Испортил и ее, и свое счастье, поскольку не мог достигнуть понимания, уступил экзальтированности, хотел видеть в ней ангела, а не человека, у которого есть право на ошибку. Подумай, любимая, сколько несчастья он причинил себе и ей…

– Но ведь, полагаю, и тебе было бы неприятно узнать нечто подобное.

– Наверняка, – кивнул он. – Между тем я точно не стал бы раздувать из этого трагедию. Сумел бы понять и простить. Простить по-настоящему. И будь уверена, во мне не осталось бы и наименьшей горечи.

Повисло молчание, которое я прервала только после долгой паузы:

– Яцек, зачем ты мне это рассказываешь?

Он ответил не сразу. Я видела, каких внутренних усилий требует желание искренне мне сознаться. Наконец он произнес:

– Поскольку, видишь ли, я задумывался и над обратной ситуацией.

– Как это – «над обратной»?

– Ну, например, если бы ты узнала что-то дурное о моем прошлом…

Сердце мое забилось сильнее. Значит, он сам решил затронуть эту тему. Я решила не упускать шанс:

– Ах, дорогой. Я никогда не думала даже, будто до нашей свадьбы ты был святошей. Убеждена, что, как и большинство мужчин, ты имел немало интрижек и, как мне кажется, пару серьезных романов. Но я не злюсь на тебя за это.

Яцек закусил губу:

– Ох, в этом-то смысле конечно. Но я о кое-чем другом. Думал, как бы ты приняла новость о том, что однажды я совершил неэтичный поступок.

– Это зависит от того, в чем он заключался, – заметила я без нажима.

– Не о том речь.

– Но для меня это важно. Скажем, то, что ты убил кого-то в гневе, я восприняла бы одним образом, но совсем по-другому, если бы ты что-то украл или, например, оказался альфонсом у старой бабы. Одно дело ограбить банк и совсем другое – соблазнить девушку и бросить ее с ребенком. Я говорю не о масштабе преступления, а о его сути. Хочу, чтобы ты меня хорошо понял. Есть поступки, которые навсегда изменили бы тебя в моих глазах. А есть такие, которые я сумела бы понять и простить.

Яцек, не глядя на меня, спросил:

– И как же ты разделяешь их на эти две категории?

Я задумалась и после долгой паузы промолвила: