Дневник пани Ганки

Все чудесно устроилось, поскольку у него была какая-то конференция в городе. Мне пришлось остаться одной. Нужно было взять себя в руки и подумать над всеми этими ужасными событиями. В голову пришло, что совершенно зря я сперва осудила Роберта слишком сурово. По сути, его поведение вполне объяснимо. Можно очень сильно любить кого-то, но в тот момент, когда нам угрожает смерть, невозможно проконтролировать нервы и не сказать что-то неприятное. В миг, когда Роберт пришел, я не понимала еще всей ситуации, в которой он находится. Подумать только: в грязной одежде посыльного, с приклеенной бородой и в парике красться улицами, не зная, не покусится ли первый попавшийся прохожий на твою жизнь.

К тому же такая у него профессия. Он думал отыскать свои вещи, потому рисковал головой, и когда открыл пакет, внутри нашел обрезки газет. Нужно быть ангелом, чтобы в таких условиях владеть собой.

Нет, я решительно несправедливо осудила его. И теперь-то вспомнила, что поздоровался он со мной необычайно сердечно. Он вспыхнул гневом, только когда столкнулся с профессиональными проблемами. А не стал прощаться лишь потому, что ощущал висящую в воздухе опасность. Естественно. Если он заявил, что поменяли содержимое пакета, то мог легко догадаться: следили и за тем, кто забрал пакет из сейфа, – то есть за мной. А если за мной следили – что он должен был понять, – значит, следили и за домом, в котором я жила.

Бедолага. Наверняка чувствовал себя загнанным зверем, за которым идут охотники.

И что же с ним случилось? Был ли он убит или только ранен? Экономка говорила, его забрали в «скорую помощь». Из этого можно сделать вывод, что он все еще жив. Но на снегу было столько крови. И что же ему останется? Все равно приговорят его к смерти или к пожизненному сроку, если уж он настолько опасный шпион. Да и для меня было бы, пожалуй, значительно лучше, чтобы он умер. Как знать, не вызвали бы меня в качестве свидетеля в суд. Я предпочла бы отравиться, нежели скомпрометировать себя на таком процессе.

Наверняка узнаю обо всем завтра из газет. Я еще подумала над своими муками совести. Настолько ли виновата в случившемся с Робертом? У меня, пожалуй, есть право полагать, что я стала лишь невольной причиной его несчастья. Потому что, не расскажи я обо всем полковнику, дела все равно пошли бы тем же путем. Если бы я, как Роберт просил в письме, пошла к банковской ячейке, все равно бы следили за мной и за домом. Единственным результатом оказалось бы то, что посчитали бы меня пособницей шпиона. Тут-то бы и пришел мне конец.

Нет. Упрекнуть себя мне было не в чем. И как же я радуюсь, что Роберт ушел от меня, не подозревая о моих контактах с полковником. Насколько бы тяжелей было ему умирать, знай он, что женщина, которую любит, в сговоре с его преследователями.

Мне даже пришла в голову мысль, что Роберт пошел на смерть не только потому, что у него отобрали пакет. И что же там было? Какие-то планы фабрики и деньги. И кто же из-за таких мелочей рискует собственной жизнью?

Он мне этого не сказал, но теперь-то я уверена: основной причиной его возвращения в Варшаву была встреча со мной. Он говорил, что пришел на минутку, но скоро сумеет встретиться со мной на дольше. И его нервность после всего происшедшего совершенно объяснима. И нужно принимать во внимание также то, как вела себя я. Я была настолько удивлена, что не выдавила из себя ни единого теплого слова.

Он имел право полагать, что я напугана его визитом, что я им недовольна. И это раздразнило его еще больше. Нужно уметь войти в душу мужчины, чтобы верно оценить причины его поступков. Большинство женщин не умеют этого. Если бы я была обычным существом с поверхностным способом мышления, наверняка бы осталась при своих первых впечатлениях и осудила бы Роберта – его, который прорывался сквозь величайшие опасности, лишь желая увидеть меня.

Теперь я понимаю, отчего нужно быть настолько осторожной в суждениях о других.

В шесть я померила температуру. Мои опасения подтвердились. У меня тридцать семь и пять. А поскольку я все еще чувствую озноб, то температура, несомненно, растет. Хорошенькая история. Придется мне провести несколько дней – а то и неделю – в постели. Только бы из всего этого не случилась серьезная болезнь. Правда, легкие у меня совершенно здоровы, но никогда ничего не знаешь наперед. Мама сильно испугалась и приехала ко мне, привезя с собой доктора Ярецкого. Она лишь ему и верит. Впрочем, я тоже достаточно ему доверяю, а кроме того, он невероятно милый.