Дневник парижского горожанина

54. Далее, к концу июля месяца, когда во всех добрых городах Франции, каковые располагались на равнинах[226], не осталось ни единого, в каковом беднота не была бы доведена до разорения и отчаяния налогами или же грабежами, юного герцога Гиеньского, каковой был старшим сыном короля, женатым на дочери герцога Бургундского уговорили начать переговоры, дабы приказом короля заключен был добрый мир. Этот же результат достигнут был кознями жалких предателей, каковые близки были к королю[227], он же, поддавшись на их уговоры поступил так, как[228] им то было угодно, ибо все изнурены были вконец войной по причине великой жары, каковая в то время стояла. (И тогда же говорили, что во все время человеческой жизни не видано было столь великой жары, каковая тогда стояла). Ибо (с самого праздника Св. Иоанна Крестителя) и вплоть до II сентября не выпало ни единого дождя[229]. Арманьяки же понесли столь великий ущерб, что по всему королевству французскому[230] казалось были разбиты вконец, когда их же кознями заключено было сказанное позорное соглашение[231], после чего всем предписано было отправиться в город Осер[232].

55. В то же время множество городских отрядов, как то из Парижа, Руана и многих иных добрых городов (…)[233] перед ними и в скором времени захватили город и убили множество жителей равнинных мест[234], при том что вся страна Бос[235] охвачена была мятежом, ибо жители ее претерпели от солдат великое множество тягот и лишений, и не знали кому ныне следует повиноваться. Они же тогда выбрали для себя арманьяков, каковые при начале проклятой войны имели в тех местах великое преимущество в силе. И когда сказанные отряды подошли к Дрё[236], каковой город оказался весь во власти мятежников; и тех мятежников истребили всех до последнего человека. Арманьякские же солдаты[237], жалкие предатели, каковым вменено было в обязанность служить им защитой, скрылись в замке, что в сказанном городе, позволяя истреблять этих бедняков[238]. После чего наши отряды атаковали их со столь великой отвагой, что не в силах были тому более противиться[239], при том что рыцарь, каковому поручено было командование и управление сказанными отрядами, властью своей остановил штурм и как жалкий предатель взял у арманьяков большую сумму денег, и стал во всем действовать в интересах этой банды. Также утверждали, что он принадлежал к одной лучших фамилий страны[240], они же после того не знали кому довериться, ибо он поставил наших людей в столь отчаянное положение, что им пришлось в в полночь сниматься с лагеря, дабы вернуться в Париж, в противном случае жалкие предатели и прочие дворяне истребили бы их всех до последнего человека, каковые ибо ненавидели их и в то же время не могли перед ними устоять, ибо те бились весьма доблестно. Ведь ежели им позволено было проявить себя, королевство французское менее чем за год было бы совершенно очищено от жалких предателей. Но таковым образом произойти не могло ибо никого из почтенных людей[241] тогда не пожелали выслушать. Тогда же заключен был мир к вящему удовольствию банды, удовлетворявший все их желания, ибо король в те времена еще не пришел в себя от болезни, а старший сын действовал более в согласии со своими прихотями, чем с велениями разума, и позволял молодым и глупым убеждать себя[242], и посему носящие перевязь получили в своих желаниях полное удовлетворение. В Париже тогда в знак радости по поводу заключения сказанного мира, жгли костры, и в первую субботу августа в год тысяча IIIIC и XII и далее в первый вторник сентября, новость эта была объявлена в Париже при звуках труб[243]…

56. Но случилось по иному, ибо он помещен был в один из карьеров что в Нотр-Дам-дез-Шапм[244] (…) И в предпоследний день сказанного месяца сказанного же года[245], король прибыл в Венсенский лес[246], герцог же Бургундский въехал в Париж[247], к торжественной же встрече его принудили членов городского управления[248].

57. Далее, во вторник на XXVII день сентября, в праздник Свв. Космы и Дамиана[249], ночью с [парижской] виселицы был снят [Жан] де Монтагю[250], бывший в прошлом великим мэтр д’отелем короля, каковому за все его прегрешения отрубили голову; ныне же тело отнесли в Маркусси[251], в монастырь целестинцев[252], в каковой он при жизни вносил пожертвования[253].