Дневник первой любви

То письмо, которое при посещении моего дома мамашей Игоря спряталось под кровать, оказалось со стихотворением (или не стихотворением, а не знаю чем) про цунами. Я переписала его заново, чтобы убрать строчки, которые развенчала жизнь. Вместо

Я люблю, и затихнут все сплетни и наговоры.
Не посмеет никто опорочить мою любовь!

я написала другое:

Я буду любить тебя вопреки любым наговорам,
Пусть стыдятся те, кто порочит мою любовь.

Я собираюсь отдать это лично в руки Игоря. Он вправе порвать мои стихи на четыре части и выбросить в урну, как записку девчонок. Когда я буду знать, что мне не на что надеяться, я стану, как Машка, работать над собой и «выпрямлюсь»! Насильно мила не будешь. Надо будет учиться с этим жить.

31 октября

Машка изо всех сил прямила спину на дискотеке, и ее пригласил танцевать Мишка Ерофеев из параллельного «Б» класса, из того, где всего шесть парней. «Бэшницы» смотрели на Калашникову, как на выползшего из преисподней монстра, а я была за нее рада. За эти два месяца, что Машка терлась около меня, она мне в конце концов понравилась. Мишки Ерофеева Машка вполне достойна. Еще я была рада, что Калашникова при деле, а потому не будет мне мешать претворить в жизнь задуманное. Я комкала в кармане джинсов свой листок и ждала момента, когда можно будет пригласить на танец Игоря. Поймать момент было нелегко, потому что вокруг него постоянно роились девчонки. И наши, и из параллельных классов. Я уже два раза начинала свой путь к нему, но всегда кто-нибудь успевал пригласить его раньше, или он приглашал какую-нибудь хорошенькую девочку. В конце концов от напряжения у меня заболела голова, и я решила посидеть в конце зала на одном из сдвинутых к стене стульев.

Я не заметила, как Игорь подошел ко мне. И никак не могла сообразить, что он приглашает меня танцевать. Поняла только тогда, когда он за руку потащил меня в центр зала. В кармане хрустел листок со стихами, но приглашение было так неожиданно, что я боялась вытащить его. Все шло не по плану.

Я еле дышала и была на грани обморока. И я, наверное, все-таки грохнулась бы от перенапряжения посреди зала, если бы не то, что мне сказал Игорь:

– Слушай, Кать, моя маман мне какую-то лапшу на уши вешала про тебя. Я так ничего и не понял. Ты не могла бы объяснить?

– Если лапшу, то нечего и объяснять, – удивляясь твердости своего голоса, ответила я.

– Ну… не знаю… может, и не лапшу… про какие-то письма говорила…

– Про какие письма? – спросила я и поняла, что никогда не отдам ему листок, хрустящий в кармане джинсов.

– Если бы я понял, то не спрашивал. Она вроде как меня предостерегала от тебя и от твоих писем. Ты что, кому-то что-то писала?

– Глупости какие! – усмехнулась я. – Зачем мне это надо? Сейчас время других скоростей и других способов передачи информации. Надо было бы что-то сообщить – позвонила бы по телефону.

– Да? – почему-то очень растерянно сказал Игорь, а я послала мысленный привет родителям.

Родители так закалили меня своей вечной руганью, что я лучше всего соображаю, когда меня ругают или подозревают в чем-то, и всегда нахожу что ответить. Вот если бы мамаша Игоря пришла к нам восхищаться моими письмами, то я наверняка разрыдалась бы от неожиданности положительной реакции на мои поступки.

Потом мы немного потанцевали с Игорем молча, и я опять начала изнемогать от любви. Я ведь танцевала с самим Александровым, которому написала двадцать любовных писем. Он обнимал меня за талию, а мои руки лежали на его плечах. Не об этом ли я только что мечтала, ожидая, когда возле него рассеется толпа наших красоток? Я повернула голову и посмотрела ему в глаза. Он почему-то смутился, будто бы не я, а он мне что-то такое нетрадиционное писал. А я удивлялась себе. Ведь только что собиралась во время танца признаться ему в любви… Почему же не признаюсь? Всего-навсего и надо-то сказать: «Я тебя люблю». Я ведь столько раз мысленно произносила эту фразу. И в своих стихах (или не стихах) тоже.

В общем, у меня ничего не получилось. Может быть, из-за того, что мамаша Игоря предостерегала его от меня. Мало ли в каком свете она меня ему представила… Может быть, какой-нибудь шизофреничкой или еще кем-нибудь похуже.

После окончания танца Игорь отвел меня к тому же самому стулу, на котором я сидела верхом до его приглашения. Не успела я взгромоздиться на прежнее место, как меня окружили девчонки во главе с Настькой Шевченко.

– Так, значит, это ты? – глупо спросила она и еще глупее улыбнулась.

– Безусловно: я – это я! – пришлось мне с ней согласиться.

– Ты специально врала, что Игорь тебе не нравится, потому что у вас с ним уже есть какие-то отношения? – продолжила Шевченко, а все остальные девчонки закивали своими завитыми головами с раскрашенными, как на карнавале, лицами.

– Мои с ним отношения вас никоим образом не касаются, потому что они выпадают из ваших идиотских анкет и записок.