Недоумение. Вот главное чувство, которое владело мной при просмотре. Это как в школе, когда я подготовил не тот параграф, хотя был уверен, что все делаю правильно. В интервью признался ей в любви. Как я мог такое сказать своему убийце?
- Вот, вот момент истины! Ее первая попытка меня прикончить, смотрите! – воплю я, когда доходим до момента с осами. Внутри все дрожит при одном виде этих тварей.
- Не могу отрицать, Пит. Здесь попытка убийства налицо. Но заметь, не только тебя. Ты же в этот момент на стороне профи, ее враг.
- Ладно, давайте дальше смотреть.
Ее первый поцелуй. Внутри что-то екнуло и тут же накрылось злостью. Притворство. Ненавижу ее! Единственный момент, когда я действительно серьезно засомневался в себе, это ее отчаянная вылазка за лекарством. У нее совершенно не было мотивов спасать меня тогда. А может я зачем-то все-таки был ей нужен? Ну конечно, подорвать авторитет Капитолия. Вот зачем я был нужен ей. Никаких личных мотивов. Ради меня самого она ничего не сделала.
Притворство и предательство, предательство и притворство. Как я мог позволить так долго использовать меня?
С каждым новым просмотром прояснялась моя память и росла ненависть. Нет, Китнисс не переродок. Это слишком сильно сказано. Она всего лишь маленькая двуличная тварь, которая вертела мной как заблагорассудится. Я вспомнил наши ночи в поезде. Притворство. Вспомнил ее поцелуй с Гейлом на кухне. Предательство. Вспомнил ночь на пляже. Притворство. Вспомнил ее заговор с Хеймитчем. Предательство.
Я попросил привести ко мне Джоанну.
- Привет.
- Да, привет, Пит, - она устало плюхнулась на стул рядом с моей кроватью. – Мерзко тут у тебя. А это что в углу? Ты опять рисуешь?
- Что-то пытаюсь. Как ты?
- Паршиво. Но лучше, чем ты, - она усмехнулась. – Скоро тебя отсюда выпустят?
- Не знаю. Но лучше уж быть запертым тут, чем кого-то убить в припадке.
Она поднялась и подошла к картинам, посмеиваясь. С полминуты она осматривала мои мрачные работы, порывистые, резкие и страшные, как моя боль.
- Отвратительно тут кормят. За это можно и убить.
- Ты общаешься с Китнисс? – нерешительно спросил я.
- Приходится. Мы в одной комнате живем.
Я насторожился.
- И что она делает?
- Ее только недавно из второго дистрикта привезли с пулевым. Она туда ездила с этим красавчиком… как его…
- С Гейлом?
- Угу, - Джоанна противно заулыбалась. – Что, неужели все сохнешь?
- Нет, - мне даже смешно вспомнить. Внутри только злость. Теперь я не могу доверять даже Джоанне.
- Хм. Твой доктор, он прихвостень Койн. Ты знаешь?
- Могу догадаться.
- И как он? Чем-то помогает тебе?
- Да, конечно.
- Хм, странно.
- Почему? – искренне удивляюсь я.
- Потому что, - тихо говорит она, присаживаясь рядом со мной и подбираясь к самому уху, - он ее шпион, а не доктор.
Я посмеиваюсь.
- Тогда он просто хороший человек.
Она смотрит вопросительно.
- Потому что искренне пытается мне помочь.
Возле двери слышатся шаги, Джоанна поднимается. Входит доктор.
- Выздоравливай, Пит. Может, зайду еще.
Как бы там ни было, сказать мне все равно нечего ни Койн, ни кому-либо еще.
Однажды доктор сам начинает странный разговор:
- Койн больше не заинтересована в твоем лечении, Пит. Она считает, что мы зря тратим время. И Китнисс уже смирилась. – он вздыхает и прохаживается по палате. От последней фразы невольно сжимаю кулаки. - В общем, с тех пор, как все попытки выяснить что-то об этой методике промывки мозгов не принесли реальных плодов, Койн приказала нам просто делать вид, что мы лечим тебя. Она почему-то убеждена, что ты безнадежен.
- Да, я заметил, что никто, кроме вас больше не приходит, – я помолчал. – Вы тоже думаете, что я безнадежен?
- Я думаю Пит, что у меня не хватает опыта.
- Но ведь вы не откажетесь от меня?
Он молчит.
- Я бы хотел тебе помочь. И ты заслужил это.
- И?
- Будем продолжать нашу прежнюю методику.
В меня проникает тепло. Кому-то не безразлична моя участь. От этого появляются силы.
Меня снова мучает Китнисс. Внутри новое чувство - любопытство. Мне захотелось увидеть ее теперь, когда я был не под действием яда и мог себя сдерживать.
Прошло еще пару недель. К свадьбе я подготовил огромный торт на тему моря. На пару дней я полностью ушел в работу. Это было счастье. На праздник меня не пустили. Это могло плохо кончиться, но Энни я все-таки поздравил, когда показывал торт. Она была с Финником. Хеймитч тоже зашел посмотреть на мои труды. Теперь у него вечно виноватый вид. Он заходит всегда очень ненадолго.
Я попросил его привести Китнисс после праздника.
Она осторожно зашла в палату и остановилась на приличном расстоянии от меня. Видимо, я правда чуть не убил ее тогда. С интересом рассматриваю ее как какую-нибудь незнакомую бабочку или жука. Память демонстрирует ассоциации, тасует кусочки прошлого, но ничего определенного. Ужасно неудобно лежать перед ней в ремнях и с иглой в руке. Чувствую себя каким-то ущербным. Хотя, почему меня это волнует? Разве она хоть что-то значит для меня? Продолжаю изучать ее, каждую деталь – привычка последних недель – погоня за деталями.