Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742

14 ноября[201] после полудня я впервые пошел с Плениснером и Бетге на охоту, или, как мы потом называли это по-сибирски, на промысел. Дубинками мы забили четырех выдр, половину спрятали в речке, получившей название Бобровой речки; поле, где мы их убили, стало Бобровым полем[202]. Мясо мы понесли домой вместе со шкурами и внутренностями.

Мы пришли домой вечером, приготовили различные вкусные блюда из печени, почек, сердца и мяса и пообедали ими, благодаря Бога и моля Его не лишать нас такой пищи в будущем и не заставлять питаться вонючими тушками ненавистных песцов, которых мы не намерены были убивать, а хотели только отпугнуть.

Но мы уже считали драгоценные шкуры выдр бесполезным бременем, потерявшим свою ценность, и, поскольку у нас не было времени сушить и обрабатывать их, они выбрасывались изо дня в день, пока совсем не испортились 104 вместе с другими многочисленными шкурами и их не съели песцы. Зато мы начали ценить куда больше, чем прежде, некоторые вещи, на которые раньше не слишком обращали внимание, — топоры, ножи, шилья, иглы, нитки, дратву, башмаки, рубашки, чулки, жерди, веревку и тому подобное, за чем раньше многие не потрудились бы и нагнуться.

Мы поняли, что наши чины, звания и другие незаурядные качества в будущем не дадут нам права на уважение и преимущества перед другими и не будут достаточными для поддержания нашей жизни. По этой причине, прежде чем нас принудили к тому стыд и необходимость, мы сами решили трудиться изо всех оставшихся у нас сил и делать, что сможем, чтобы над нами потом не смеялись и чтобы не ждать приказаний.

Так мы, пятеро немцев[203], объединили продовольствие, которое у нас еще оставалось, и ведение хозяйства, чтобы в конце концов не испытывать недостатка. От других же — трех казаков и двух слуг покойного капитана-командора[204], которые присоединились к нам впоследствии, хотя и не командуя ими, как прежде, мы все же требовали подчинения, если решали что-либо совместно, потому что, в конечном счете, все предметы обихода и прочее необходимое они получали от нас.

Тем временем мы начали всех звать по имени и отчеству, чтобы расположить людей к себе и в будущем, если случится какое-либо несчастье, больше полагаться на их преданность. И скоро мы увидели, что Петр Максимович стал более услужлив, чем прежде был Петруша[205].

Кроме того, мы договорились в тот вечер, как нам организовать свое хозяйство в будущем в случае какого- либо бедствия, а поскольку надежда добраться до Азии, по крайней мере у нас, еще не совсем угасла, мы обсудили те ужасные обстоятельства, в которые попали за столь короткое время; не говоря о рутинной работе, положенной всем, нам приходилось теперь трудиться так, как мы не привыкли, чтобы только поддерживать тяжкое существование. Тем не менее мы убеждали друг друга не терять мужества и со всей возможной веселостью и усердием делать все необходимое как для нашего благополучия, так и для блага остальных, и своими усилиями со всей искренностью поддерживать в них силы и трудолюбие.

В этот день я принес капитану-командору молодую морскую выдру, которую еще выкармливала мать, и со всей убедительностью советовал ему велеть ее приготовить ввиду недостатка свежей пищи.

Но он выказал к ней крайнее отвращение и подивился моему вкусу, который приспосабливался к обстоятельствам времени и места, и предпочел питаться, пока возможно, белыми куропатками, которых получал от нашей компании больше, чем мог съесть.

Взяв на себя приготовление пищи, я взял и другую обязанность: время от времени навещать капитана-командора и кое в чем ему помогать, поскольку двое его слуг теперь мало ему служили и порой их не было рядом, когда он просил глоток воды.

Более того, так как мы были первыми, кто взялся вести хозяйство, мы смогли прийти на помощь некоторым слабым и больным и снабжать их теплым супом, что мы и делали до тех пор, пока они несколько не оправились и не смогли заботиться о себе сами.

15 ноября[206] всех больных наконец перевезли на берег. Мы взяли одного из них, по имени Йоганн Синт[207], чтобы выходить его у нас в жилище. Через три месяца, благодарение Господу, он выздоровел.

Мастер Хитров страстно молил нас ради Бога принять его в наше товарищество и выделить ему угол, потому что он не может лежать среди простых матросов, которые день и ночь упрекают его за прошлые дела, обвиняют в дурном обращении и всячески угрожают. Он говорил, что не сможет больше этого вынести и ему придется умереть под открытым небом. Но, поскольку наше жилище было уже заполнено до предела и никому не дозволялось что- либо предпринимать, не уведомив заранее других, мы все были против, потому что он всех нас оскорбил, и мы лишили его всякой надежды, потому что он был здоров[208] и ленив и он один вверг нас в это несчастье.