Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742

Из черепа этого животного испанцы обычно извлекают кость, прочную, как камень, и продают ее аптекарям и лекарям, выдавая за камень, который называют lapis manati[283]. Я безуспешно искал ее в этих многочисленных животных, и мне представляется, что она является следствием климата или признаком определенного вида этого животного, тем более что пытливый г-н Дампьер упоминает о двух его видах близ острова Святого Фердинанда[284].

Более того, я был немало удивлен, что, несмотря на скрупулезные расспросы обо всех животных на Камчатке, я ничего не слышал об этом животном до моего возвращения из путешествия, но по возвращении я получил сведения, что это животное известно в местах от мыса Кроноцкого до Авачинской бухты, где его иногда мертвым выбрасывает на берег.

Из-за отсутствия специального названия ему дали имя „капустник”[285].

ГЛАВА 11 ВОЗВРАЩЕНИЕ НА КАМЧАТКУ

Поскольку все трудности разборки пакетбота и заготовления пищи были позади и поскольку для разнообразия мы иногда вытаскивали своими полусгнившими сетями столько рыбы, что одного улова хватало на восемь дней, благодаря множеству рук, удвоенной энергии и при постоянно дружеском подбадривании лейтенанта Вакселя мы замечательно преуспели, и к середине июля готовый корпус судна стоял на стапеле. Остальное время до 13 августа было потрачено на изготовление такелажа, рангоута и мачт, кузнечные работы и на утомительное вытапливание смолы из старых канатов[286], а также на возведение помоста для спуска судна, что причиняло более всего неприятностей, поскольку нам сильно не хватало дерева и других материалов. Дерево для помоста носили отовсюду из удаленных участков побережья; помост закрепили, нагрузив на него пушки.

Другие строили склад для материалов, которые мы оставляли. Третьи занимались строительством печи и приготовлением сухарей на дорогу[287]. Некоторые готовили бочки (которые быстро нужно было сделать для плавания) с железными обручами и веревками, потому что эта работа осталась ранее не сделанной в Охотске. Некоторые разведывали дно моря[288]. Никто не хотел сидеть сложа руки и не сидел по мере того, как все ближе и зримее для каждого становилась надежда на отплытие с этого острова на родину. Хотя надежда добыть еще шкуры выдр вызывала у некоторых желание провести здесь еще одну зиму[289], они наконец от стыда отказались от этой мысли.

8 августа все было готово к отплытию. Днем мы все помолились Богу, прося его об успешном спуске судна на воду (оно было посвящено Святому Апостолу Петру и названо его именем), и, завершив молитву, с Богом начали спуск.

Но, к нашему полному ужасу, случилось так, что судно осталось неподвижным и своим весом давило на помост, который, очевидно, был построен слишком низким. Тем не менее мы работали изо всех сил и, используя домкраты, подняли его так высоко, что ошибку можно было исправить с помощью нескольких толстых досок, подсунутых с боков между судном и помостом, после чего оно было благополучно спущено. Но к этому времени высокий прилив кончился, и завершение спуска пришлось отложить на следующий день, когда с приливом судно успешно спустили в море.

После этого мы трудились день и ночь. 11 августа на место установили мачту и закрепили вантами. Затем погрузили воду, провиант и багаж каждого.

Предварительно каждому пришлось заявить письменно о том, какой вес он хочет взять с собой[290]. Все, что превышало разрешенный вес, оставили.

Во время погрузки судна плотники продолжали строить небольшую шлюпку, которую можно было бы разместить на палубе и использовать при крайней необходимости.

Провиант нашего судна состоял из 25 пудов ржаной муки, пяти бочек засоленного мяса манати, двух пудов гороха и бочки соленой говядины, которая уцелела даже при нашей скудости на возвратном пути из Америки. Кроме того, каждому выдали по четыре фунта масла. Многие, кто был экономен, сберегли из своего бедного провианта столько, что при отплытии смогли испечь полпуда сухарей и взять их с собой. Те же, кто прежде жил слишком хорошо, сушили мясо манати.

13 августа мы со смятением в душе в последний раз покинули свои жилища и взошли на борт судна. Оно должно было либо донести нас до границ Азии и нашей любимой отчизны, либо, после стольких трудов, надежд и тоски, вынести по воле Всевышнего приговор нашему жалкому паломничеству. Когда мы все поднялись на судно, то впервые поняли, как заполнено его пространство и каким трудным поэтому будет плавание. Мы лежали друг на друге и ползали друг по другу. Свободнее всех было лейтенанту, мастеру Хитрову, мне и сыну лейтенанта в узкой каюте. Остальные 42 человека лежали в трюме, столь заполненном бочками с водой, провиантом и багажом, что им едва удавалось разместиться между ними и палубой. На три человека постоянно приходилось два места, поэтому вся команда была поделена на три вахты. Но так как пространство было все же переполнено, мы начали выбрасывать в море подушки, постели и одежду, которые взяли с собой с берега.