«Бремя долга по-настоящему добросердечного вождя людей неимоверно тяжело. Невозможен вождь, который в какой-то степени не является тираном. При Ленине, возможно, было убито больше людей, чем при Томасе Мюнцере. Но без этого сопротивление революции, вождем которой был Ленин, было бы более массовым и более организованным. Кроме того, мы должны учитывать тот факт, что с развитием цивилизации ценность человеческой жизни значительно упала, факт, доказанный ростом в современной Европе технологии уничтожения людей и вкус к этому.
Я призываю любого честно признаться, насколько он поддерживает это и как сильно ему противостоят лживость и лицемерие моралистов, которые говорят о кровожадности русской революции в то время, когда сами не только не выказывают сожаления о людях, которые были истреблены за четыре года позорной Всеевропейской войны, но и всеми возможными средствами разжигали пламя той гнусной войны „до победного конца“»[10]
.Да, об этом лицемерии и теперь предпочитают умалчивать, несмотря на то что сегодня мир вновь ввергнут в несоизмеримо более ужасную разрушительную войну, и нет никаких признаков того, что удастся избежать третьей, возможно, последней катастрофы человечества, помимо социалистической революции. Эта революция с полным размахом идет во всем мире, и она еще не завершена в России. Во всех в истории политических войнах идет процесс использования власти и применения силы, лжи, шантажа, использования самых низменных человеческих инстинктов, и деморализующие результаты этого не могут не действовать даже и на самих революционеров. Однако как бы ни заставляла эта битва деградировать людей, взращивая в них темноту, стремление неграмотных масс отомстить, разрушить и изуродовать то, что является более высоко организованным и честным, идеалы, за которые началась эта война, в конце концов, должны восторжествовать. В людях должно проснуться достоинство, темные инстинкты должны быть обузданы, а их поборники станут внутренне более совершенными.
Моим преподавателем в антифашистской школе был Цайсер, бывший офицер немецкой кайзеровской армии, который во время вооруженной борьбы в районе Рура{86}
боролся на стороне повстанцев против «фрайкорпа». Позже он возглавлял военную ячейку коммунистической партии на западе Германии, был агентом Коминтерна в Германии и в Китае, командиром интернациональной бригады в Испании, узником советского концентрационного лагеря. Он из тех коммунистов, которые производят впечатление, которые все еще имеют представление о том, как живут и мыслят люди в других частях мира, который не погряз в догматизме и с которым можно разговаривать открыто и критиковать без того опасения, что при малейшем отступлении тебя объявят «врагом» и донесут об этом в НКВД.За немецкую секцию отвечал Линдау, социал-демократ, вступивший в партию еще до 1914 года, а позже — спартаковец, которому больше всего подошла бы роль агитатора на баррикадах. И хотя внешне он производил отталкивающее впечатление злобного революционера-фанатика, на самом деле этот человек был полон доброты, сочувствия и понимания. Остальные преподаватели, в отличие от этих двоих, смотрелись как-то незначительно.
В школе было около четырехсот человек, в том числе немцы, австрийцы, венгры, румыны и итальянцы. Примерно двести немцев были разбиты на группы по тридцать слушателей, как это принято в военных учебных заведениях. В первое время половину аудитории составляли офицеры. У нас было по десять часов занятий ежедневно, в том числе четыре — шесть часов лекций и семинаров. Оставшееся время мы посвящали чтению: каждый выбирал себе литературу по своему вкусу. Лекции посвящались вопросам диалектического и исторического материализма, истории Германии и России, экономики, истории рабочего движения, а также империализма.