Благодаря именно Мюллеру и Хоффмейстеру удалось убедить генералов подписать совместное с Национальным комитетом воззвание. Оба имели большой опыт политической деятельности, Хоффмейстер со времен «фрай корпа» и путча Каппа; позже он был один из организаторов тайного вооружения Германии с помощью Советского Союза. Мюллер — во время службы в качестве адъютанта Шлейхера. Оба вели себя очень активно, и было понятно, что скоро подомнут под себя всех остальных генералов. Хоффмейстер уже успел заявить русским на фронте: «Отдаю себя в распоряжение Национального комитета и советского Генерального штаба. Готов к маршу к Бискайскому заливу. Германия и Россия вместе — это доминирование в мире!» Однако 1 мая 1944 года, еще до того, как попасть в плен, он заявлял в своей речи: «Красные флаги сегодня реют от Бискайского залива до Тихого океана. Но с одной существенной разницей: наш флаг со свастикой является символом национального возрождения, а флаг с советской звездой олицетворяет еврейский интернационализм».
Тот факт, что он сам со смехом признается в этом, завораживает. Он любит ошарашивать собеседников своим цинизмом и тягой к парадоксам. И даже в рейхсвере он был широко известен своими неуважительными, но остроумными и уместными ответами вышестоящим командирам.
После обеда пришел грузовик с оркестром военнопленных из 27-го лагеря. Они играли на причале реки Клязьмы, в которой купались младшие офицеры и рядовые. Генералы и эмигранты гуляли по саду и собирались в группы для фотографирования. Пик в темном костюме — обычно он носит китель с высоким воротничком, как у Сталина, — стоял, прижав руки к животу, рассылая во все стороны довольные улыбки. Это было похоже на летний пикник в провинциальном церковном клубе. В этой летней идиллии ничто не напоминало о классовой борьбе. Представители правого и левого крыла объединились в счастливом союзе: Пик и командир дивизии «Фельдхерн-халле» Штейнкеллер, штурмфюрер СС Майер и школьный учитель Рюкер, сын крупного землевладельца Хельмшротт и левый радикал Циппель, сторонник Неймана[13]
.День закончился праздничным вечером. Такое уже несколько раз было и прежде. По просьбе политического руководства на специальной площадке для немцев поставили закуски, вина и ликеры. Столы в обеденном зале были заставлены закусками, сладостями и сигаретами, и все это было украшено цветами. Распорядитель вечера товарищ Хирш бегал взад-вперед, время от времени спрашивая старших офицеров: «Как вы думаете, этого достаточно? Этого хватит?» Он явно был более прижимист, чем московские руководители. Причина состоит в том, что он мог продать оставшееся угощение по самым высоким ценам черного рынка в поселке или в комнате охраны. Прибыль пойдет ему в карман. Но особое внимание он сосредоточил на столах, накрытых для особо важных гостей и офицеров комитета. Здесь угощений было гораздо больше, особенно водки. На своих собственных торжественных вечерах, во время многочисленных политических праздников, русские тоже соизмеряют щедрость угощений с рангом приглашенных. Начальник получает больше подчиненного, а тот, в свою очередь, больше, чем стоящего ниже по иерархии. И далее также, вплоть до рядовых сотрудников. Но и те рады такому порядку, потому что в любом случае платить за все это приходится гораздо меньше, чем они получают.
Нам, конечно, не приходится платить совсем. Мы находимся у русских в гостях. На этот раз товарищу Хиршу пришлось залезть в свой карман глубже, чем обычно, так как ожидалось прибытие высшей власти в лице начальника управления по делам военнопленных генерала Петрова и его подчиненных.
Когда он приехал и влетел в зал, похожий на маленький круглый мяч, мы все уже успели собраться: члены Национального комитета в черных мундирах танкистов с захваченных складов, которым наш портной попытался придать как можно более «гражданский» вид; недавно захваченные в плен генералы в «фельдграу», где все еще красовались знаки различия, медали и свастика размером с яйцо, от чего мы уже давно успели избавиться. Картина мало отличалась от обычного вечера в офицерском клубе, куда наведались гости из СС. Не гармонирующие с нашими нарядами русские мундиры с недавно введенными большими широкими погонами были едва заметны в толпе. Только адъютант Петрова майор-кавказец Гададзе вел живую непринужденную беседу с генералами. Кавказский князь, некогда учившийся в Санкт-Петербурге, до сих пор помнил, как он ехал в элегантной тройке, скачущей галопом вдоль Невского проспекта, на очередной устраиваемый знатью бал или как торопился на большой гвардейский парад на Марсовом поле. За столом этот бывший князь с легким презрением наблюдал, как его начальник, бывший пастух, пасший коров, натыкает картошку на нож и отправляет ее в рот или, положив на столовую ложку большой кусок мяса, причмокивая губами, обгрызает его со всех сторон.