Дневник плохой девчонки

Сама не знаю, кто меня за язык дернул, — все еще не могла забыть ее предательства.

— Котрина! — взвыла Лаура. — Как ты можешь?!

— Ладно, рассказывай дальше. А еще кого-нибудь они подозревают?

— Сказала же, ключ, кроме как у меня, есть только у ее внука, но он уже целый год из Америки никуда не выезжал, они проверили…

— Паршиво, Лауруте… Даже и не придумаю, что посоветовать…

— Знаешь, — немного помолчав, продолжила Лаура, — они спрашивали, кому еще было известно насчет денег.

— И? — я вздрогнула и насторожилась.

— Я тебя назвала… Сказала, что и ты знала про них.

— Ну-ну…

— Сама понимаешь, я ведь должна была…

— А как же! — я громко расхохоталась. — Господь велел: «Если знаешь что-нибудь про своих друзей, немедленно расскажи!»

— Котрина! Как ты не понимаешь? Мне что, врать надо было, когда следователь допрашивал?

— И что дальше?

— Они, кажется, звонили твоей маме и в этот лагерь в Ниде… В общем, тебя ни в чем не подозревают, потому что тебя в ту ночь здесь не было… Как тебе повезло, что ты уехала в эту Ниду и тебя не таскали в полицию.

— Это уж то-очно…

— Ну вот, а я теперь под домашним арестом, и папа говорит, что откажется от меня, если узнает, что это моих рук дело… Можешь себе представить?

— А Силвуте что говорит? — не удержавшись, спросила я.

— Не могу ей дозвониться… — Лаура явно смутилась. — Может, родители ее увезли куда-нибудь… Котрина, если они сообщат в школу, мне конец! Я этого не выдержу!

Предатели не заслуживают сочувствия, но, честное слово, в эту минуту мне стало ее жаль.

— Не волнуйся! — сказала я уверенным тоном. — Ты же смотрела всякие детективы. До тех пор, пока у тебя не найдут этих денег, они не смогут ни в чем тебя обвинить, поняла? Только подозревать.

— Я не хочу, чтобы меня подозревали! — Лаура чуть не плакала. — Не брала я никаких денег!

— Знаю! — воскликнула я с таким пылом, что чуть не свалилась с кровати. — Знаю, что ты никогда не могла бы этого сделать! «Не укради!», «не прелюбодействуй!» и все прочее… Ты такая… Словом, я тебе верю.

— Спасибо, Котрина, — Лаура шмыгнула носом. — Ты моя единственная настоящая подруга…

— Может, насчет дружбы лучше не надо… — оборвала ее я.

— Что мне теперь делать?

— Ничего не делай. Скорее всего, рано или поздно они найдут этого… вора… и все уладится. Не сходи с ума понапрасну. Все у тебя еще и прощения попросят.

— Думаешь? А если не найдут?

— Найдут, найдут!

— Думаешь?

— Уверена…

— Котрина, мама идет! Я тебе потом позвоню…

Разговор оборвался.

Черт! Это в мои планы не входило! Обвинить Лауру в воровстве — надо же до такого додуматься! Лауру! Полнейший бред! Хотя, может, это просто формальности такие, а Лаура, как всегда, преувеличивает… Но какое счастье, что на свете существуют мобильники, вот бы кто-нибудь сложил оду в их честь!

Конечно, рано или поздно кто-то должен был заметить, что денежки из ящика бабулькиного комода исчезли, «как дым, развеваемый ветром…»[9], это я понимала, но почему-то надеялась, что это случится позже… А что еще за соседка? Лаура сказала, пропажу заметила какая-то соседка. А какого черта эта соседка стала шарить в бабулькиных ящиках? Ни малейшего уважения к частной собственности!

Нет, хватит об этом думать, меня их дела не касаются. Они разберутся, поймут, что Лаура ни при чем, и все встанет на свои места. Честное слово, когда я обдумывала свой план, мне и в страшном сне не могло присниться, что потом кому-нибудь взбредет в голову обвинить в краже Лауру! Лаура туповата, что есть, то есть, но она никогда не посмела бы взять ни цента, даже если бы этот цент, никому не нужный, лежал прямо у нее перед носом. Когда мы на улице замечаем оброненную монетку, Лаура вскидывает голову и топает дальше, будто ничего не видела, а я, само собой, денежку подбираю. И ей каждый раз становится за меня неудобно, как-то она даже бомжихой меня обозвала! Лаура убеждена, что если кто обронил, так тот и найдет, а я думаю, если что плохо лежит — можно взять себе. Ну разве я не права? Я не подниму — поднимет кто-нибудь другой. Как ни крути, а люди и берут, и воруют, и все такое…