— За один раз с завтраком не справилась, так теперь перекусываю… — я зачавкала, представляя себе, что участвую в радиопостановке.
— Ну ладно… — она немного помолчала. — Слушай, Котрина, мне надо кое-что тебе рассказать…
Мамин тон ничего хорошего не обещал. И вообще, когда кто-то на другом конце провода начинает вздыхать и делать безнадежно долгие паузы, ничего хорошего не жди. Я подумала, что она все-таки меня узнала, но до сих пор притворялась, желая немного помучить…
— Да? — я постаралась изобразить полнейшее равнодушие.
— Случилась очень неприятная вещь… Ты только не волнуйся… Я думаю, на самом деле это просто недоразумение, и в конце концов все выяснится.
— Т-так рассказывай…
— У твоей подруги Лауры серьезные неприятности.
— Д-да т-ты что? (Черт, ненавижу это проклятое заикание!)
— Опять ты заикаешься, солнышко! — (А я и не заметила!) — Пожалуй, мы напрасно перестали ходить к Сальвинии.
— Н-ничего…
— Понимаю, ты разволновалась, но ты тут ни при чем.
— Ну г-говори уже!
— Лаура проворовалась.
Она глубоко вздохнула и с минуту молчала, а я не знала, что сказать, и потому молчала тоже. Если бы не это проклятое заикание, я бы что-нибудь отколола.
— Ты, кажется, заходила как-то вместе с Лаурой к той старушке, которую она опекает? Так вот, ее-то Лаура и обворовала, украла все ее деньги. Почти восемь тысяч литов. Сумма не такая уж огромная, но для старого человека это настоящая трагедия…
У меня ноги подкосились, и я села. Не то чтобы мама сообщила нечто новое — нет, дело в том, что она говорила об этом как о чем-то само собой разумеющемся, ясном, уже доказанном. Значит, Лаура была права, ее действительно могут посадить за решетку!
— Н-не м-может б-быть! — промямлила я.
— И мне трудно в это поверить, Котрина… Но, к сожалению, все факты — не в ее пользу… А с виду такая наивная, хорошая девочка…
— Н-но в-ведь еще не доказано, что это она их украла!
— Пока что — нет, полиция сейчас ищет деньги и допрашивает свидетелей.
— С-свид-детелей?
— Сначала я не хотела ничего тебе рассказывать, не хотела портить каникулы, но теперь другого выхода нет… Следователь хотел бы допросить и тебя. Я пообещала, что ты на пару дней приедешь, и он сможет с тобой поговорить. Понимаю, что это ужасно, но тебе ведь не из-за чего волноваться: расскажешь, что знаешь, и все… Ну, что ты думаешь?
— Н-не знаю…
— Конечно, они сказали, если тебе трудно выбраться, они сами приедут в Ниду, чтобы допросить тебя там… но ты… Может быть, ты соскучилась по Вильнюсу?
— Я приеду! Послезавтра!
Не знаю, почему я сказала «послезавтра»… Может быть, только потому, что не хотела говорить ни «сегодня», ни «завтра»…
— В общем, приеду.
— Хорошо, так им и скажу. Деньги на билет у тебя есть?
— Да. (Знала бы она, сколько у меня денег!)
— Я рада, что мы увидимся!
— Ага…
— Может, позвонить руководству лагеря, чтобы тебя отпустили? Или сама договоришься?
— Сама, — без малейших колебаний заявила я.
— И еще звонил твой отец… — тихо сказала мама.
— А ему чего надо?
— Хочет с тобой встретиться.
— Пусть помечтает.
— Да… Понимаю… Ладно, поговорим об этом, когда приедешь…
На это я ничего не ответила, потому что об отце давно и думать забыла, на мои хрупкие плечи навалилась за последнее время куча проблем потяжелее. Потом мама еще что-то прибавила насчет того, что страшно соскучилась, про погоду в Вильнюсе… На этом разговор и закончился…
О боги! Все куда серьезнее, чем я думала! Чувствовала я себя хуже некуда, честное слово, отдала бы сейчас что угодно, лишь бы повернуть время назад. Меня начало мучить нехорошее предчувствие, что этим дело не кончится. Ну какого черта я полезла грабить старушку?!
Нет, так нельзя, надо сохранить холодный ум и не терять головы. Если все думают, что деньги стащила Лаура, значит, меня никто не подозревает, и я могу быть совершенно спокойна. Только почему-то, хоть волноваться мне было не из-за чего, совершенно спокойной я себя не чувствовала… А если Лауру и в самом деле посадят? Бедная Лаура! Ее могут посадить в тюрьму за преступление, которого она не совершала, — ну просто мыльная опера какая-то…
— Да нет, она же несовершеннолетняя, так что посадить ее не могут. Значит, все хорошо.
— Какое там хорошо! Ее могут выгнать из школы, а отец сказал, что тогда и из дома выкинет.
— А может, насчет этого она привирает? За Лаурой такое водится. Не похоже это на ее родителей: сегодня взаперти держат, а завтра возьмут да и выбросят, как щенка!
Лопухнулась я. Не надо было брать все деньги, надо было взять ровно столько, чтобы хватило на билет, чтобы сбежать из этой страны и больше не видеть этих людей, ну, может, чуть побольше — чтобы без проблем прожить месяц-другой, пока найду работу… И никто бы тогда ничего и не заметил, даже эта соседка, лезущая куда не просят. Ну почему я сначала делаю, а потом думаю?