Дневник последнего старца Оптиной пустыни

Остановилась у одной духовной дочери Батюшки М. . и ожидала со страхом, не даст ли Господь мне возможность повидаться с Батюшкой. Из приехавших сюда сестер, которые делали передачу и в приемные дни виделись, не было особенно сочувствующих мне. Но все же в приемный день я пошла к тюрьме. Одета я была, как всегда, в свой длинный монашеский ватошник с широкими рукавами, а сверх всего еще большой платок. (Это было зимой 1927 года.) Стояла я у ворот и многое переживала в душе. Сестра, которая жила здесь для того, чтобы делать передачу, распоряжалась. В первую очередь, как всегда, когда должны были вывести Батюшку, она приглашала с собой некоторых сестер и брала еще одну, которая и желания-то особенного не имела, так как совсем не знала Батюшку. Но М. хотелось, чтобы она хоть посмотрела, какой у нас Батюшка.

А в первую очередь выводили всегда с. Настю, к ней ходила ее родная сестра М. Вот с ней-то и предложили мне идти. К нам присоединилась еще Л. И. и еще кто-то. Мне скорбно было до слез.

Сестра М. хорошо знала, как мне дорог Батюшка и что же? ... Слышу вокруг себя ропот, что вот оделась я в монашеское, зло от этого будет, и мне так тяжело на душе.

Вошли мы в приемную... и удивление — на этот раз вывели первого Батюшку. Трудно передать эту трогательную картину. Никогда не забуду, но словами я не сумею передать... С виду улыбающийся, чтобы утешить нас, Батюшка ободряюще заговорил с нами. И между прочим сказал, что никогда никого нельзя винить (он знал, что часто укоряли, что тот или другой виноваты) — все воля Божия.

Было объявлено, что скоро увезут. Батюшка каждую из нас благословил, меня — из первых, и так как я была с широкими рукавами и в платке, Батюшка незаметно дал мне книгу и пакет с записочками. После этого я спешно вышла. Батюшка благословлял других.

Вскоре по выходе пронесся слух и глухой ропот: так и знали, вот м. Амвросия передала Батюшке письмо, поэтому сейчас же по выходе из приемной его обыскали и нашли что-то, письмо верно (им передала знакомая тюремщица). Прямо мне не говорили, но все устремились на меня со злобными взглядами.

С замиранием сердца шла я, никому не показывая своей дорогой ноши, боясь, чтобы невоздержанные еще больше не нашумели, и не могли меня остановить. Теперь я уже больше не пошла к той, где остановилась, она тоже была в числе враждебно настроенных, а направилась к одной кроткой, простодушной сестре Н. Она приняла меня с любовью, дала мне свою комнатку, хотя холодную, но я рада была, что уединенную. Меня там никто не расспрашивал, меня оставили в покое, видя, что я так опечалена.

Я спешила остаться одной, чтобы посмотреть, что дал мне Батюшка. И я увидела книгу — V-й том Игнатия Брянчанинова. По надписи она принадлежала М. . Значит она дала Батюшке в тюрьму для прочтения, а он на ней сделал много отметок, на промежуточных белых страницах он написал свои переживания по поводу прочитанного и, как сам он выразился, сделал это на пользу, напоминание своим духовным детям.

То, что я перечувствовала, когда я увидела эти заметки, не в силах я выразить. Для меня это было последнее утешение от горячо любимого духовного отца. Это было как бы завещание его.

Кроме того, там был целый пакет записочек, аккуратно заклеенных. На них были написаны имена тех, кому именно они написаны. В каждой из них было несколько изречений, как раз соответствующих и нужных той сестре.

Вот почему перед этим в записочке на вопрос, что ему надо прислать, он отвечал: киселя не очень сладкого, и такой ответ давал несколько раз. Он этим киселем и заклеивал.

Теперь у меня была забота — переписать с этой книги, которая принадлежит М. . все отметки, все записи, все подчеркивания, возвратить книгу по принадлежности М., а самой с того списанного восстановить все точь-в-точь по своей книге. Пока у меня не было книги, я купила толстую тетрадь и стала все переписывать с обозначением страниц и строчек. Это заняло у меня несколько дней. И это я делала в тайне, пока не списала всего. Только тогда отдала книгу М. . по принадлежности и все записочки.

Как я дорожила своей. Но она пропала среди самых дорогих моих вещей во время путешествия. Помню только, были там слова Спасителя: "Бдите и молитесь, да не впасть в напасть..."

Во время передачи послала записочку, и Батюшка благословил меня ехать домой.

Сестры поняли после, что не я была виной, что Батюшку обыскали. Как напрасно они обвиняли меня за монашескую рясу. Ведь благодаря ей можно было передать и книгу, и записочки. А какое это было утешение для всех нас. И еще забыли они, что Батюшка как-то говорил:

— В монашеской одежде — это уже окончально отпетые, на них и рукой махнуть, а вот светские — это другое дело, на это надо больше обратить внимания...

Как только Батюшка доехал и возымел возможность, он прислал письмо, что они доехали до Кеми, на берег Белого моря. Их назначили было в Соловки, но вследствие осенних бурь проезд в Соловки стал невозможен, и их оставили в Кеми. Батюшка сторожил сараи на берегу моря.