Дневник. Поздние записи

— Я не думаю, что это были вы. Вы не жестоки. Но жесток Сергей. Карина считает, что это был он. И Дима считает так же. Послушайте, я знаю, что вы меня не любите, и причины у вас не придуманные. Я плохая мать. Я всегда была плохой матерью. Я наделала кучу ошибок. Когда ей было четыре, я позволила ей сесть в ту адову машину, когда ей было семнадцать, я оставила ее на тот злосчастный жалкий месяц. Тогда мои отношения с дочерью закончились. Именно так, потому что в день, когда появились вы, я ее окончательно потеряла. Она начала мне врать, да так отчаянно, будто от этого ее жизнь зависит, и я не знала, что с этим делать, не смогла стукнуть по столу и потребовать правды, потому что сама ее испугалась, потому что боялась, что это добьет и ее, и меня. Да, я перед ней виновата, я оставила ее одну, когда была нужна. Сделала вид, что все хорошо. И не смогла вернуть… Но вы не лучше, вы тоже притворяетесь, что все хорошо, что ее жизни ничто не угрожает, что это была ошибка. Но все мы знаем, что ошибки не было. Если некому больше сказать это вслух, я приму удар на себя: моя дочь оказалась в том номере не просто так. Тот мужчина был наркоторговцем, и если в ней осталось от моего воспитания хоть что-то, она не могла добровольно с ним связаться. Только если не было выбора. А выбора ее лишили вы. От таких людей как вы могут спасти только вам же и подобные. Она бежала к нему. От вас. И все равно ее пытались убить, даже не спорьте, когда не вышло более гуманно, ее попытались у вас отнять самым окончательным способом. Однажды у них получится, бесконечность существует, но не для людей. Однажды везение закончится. И вы будете виноваты, будете винить себя. Так что уходите сейчас, пока вы еще не все уничтожили.

Через полминуты хлопнула входная дверь. Мама прошла в спальню, чтобы посмотреть, сплю ли я. А я… а что я? Я сделала то же, что и всегда — притворилась что сплю, притворилась, что ничего и не было. Только вдруг я осознала кое-что очень-очень интересное: моя мать умеет мотивировать как никто на свете. Она уже это делала со мной однажды, когда мне было девятнадцать, и теперь она провернула то же самое с Алексом. Зашла с другого конца. И у нее оба раза вышло просто блестяще… Это наводило на размышления.

Визиты Алекса не повторялись. И через некоторое время, когда я начала весьма спокойно передвигаться по квартире, мама стала приезжать всего на пару часов в день: привезти продукты, справиться о самочувствии, разбавить компанию… а затем сваливала восвояси. Я думала, что это связано с неловкостью, которая между нами так и не исчезла. Но до оров и взаимных обвинений больше не доходило, и нам было достаточно. Мы снова притворились. Только за все те недели, что мы пробыли вместе, имя папы не прозвучало ни разу. Так поступают соучастники. Во избежание не произносят вслух имя жертвы. И мы были соучастницами. Кажется, мы негласно и дружно решили, что виноваты в его смерти. Кто-то скажет, что мы сошли с ума, что это абсурд, и будет прав, но мы хотели кого-то обвинить, и мы обвинили. Себя и друг друга. Не смиряться проще. Ну мы и не стали.

Той ночью я была одна, перебирала свои скудные воспоминания о Денисе, понимая, что большей частью скучаю не по нему, а по придуманному будущему, а уж я успела его раскрасить во все цвета счастья, и корила себя за черствость. Я смотрела его фотографии, вынуждая себя помнить его лицо, потому что на самом деле уже начинала забывать. Я его знала мало. Я знала о нем мало. У нас было много только надежд. Сейчас мне решение сбежать казалось глупостью… Как я вообще могла подумать, что Алекс нас отпустит? Как могла подумать, что не узнает?

На одной из фотографий было запечатлено кольцо, которое подарил мне Денис. Его кольцо, и ленточка Алекса. Ха-ха-ха. Какая ирония. Кольцо я потеряла (наверное при падении), а ленточка до сих пор со мной, она даже при операции не помещала, можете себе представить? Ее не разрезали.

Денис не оставил мне ничего. Ни следа, ни отпечатка. Он не успел стать частью моей жизни, он не успел оставить в моей квартире достаточного количества вещей, которые бы заставляли о нем помнить. Телефонные звонки, пара фотографий и колечко. Это все, что было. А сохранилось и того меньше. И болело слишком слабо. Да, я точно черствая. Но знала ли я его? Нет, только мечтала узнать.

Сон, который наконец-таки пришел, был беспокойным, и прервался, когда открылась входная дверь… Я автоматически сунула руку в ближайший ящик, но бдительная мама качественно спрятала все острые, режущие, колющие, а тем более стреляющие предметы от меня подальше. Я даже примерно не представляла, где теперь искать пистолет. Тогда я решилась спросить:

— Кто здесь? — ответа не было, но шаги на мгновение стихли. — Алекс?

Шаги возобновились. Шли явно ко мне, в спальню.

— Не угадала, — зло усмехнулся незнакомый мужчина весом центнера в полтора. — Иди сюда, кукла.