Поэтому теперь прежде, чем войти в лес, подстраховываюсь – выворачиваю наизнанку что-то из одежды – чаще всего носки, оставляю на пне вареные яйца (излюбленное угощение лешего), вяжу на ель яркую ленту. Это задобрит лесного владыку настолько, что я смогу не только не опасаться его козней, но и рассчитывать на милость, то есть он убережет меня и от зверей и от плохих мест. В лесу их довольно много. В одних не слышны звуки, в других по-иному течет время, а третьи могут и свести с ума. А оно мне надо? Думаю, что нет.
Ленточку я обычно повязываю красную, как символ жизни. Самое-то для ели, олицетворяющей собой бессмертие. Все меняется, а она остается.
Наряжать же ее стали еще в средневековой Германии, в бородатом 1513. До России традиция добралась аж в девятнадцатом веке, благодаря тем же немцам, проживающим в Санкт-Петербурге. Правда, тогда ее подвешивали корешком к потолку. Когда мы ее перевернули непонятно, но факт. Теперь ставим ее просто на пол или табуретку, после чего украшаем.
Мы с дедом наряжаем елку вдвоем – раньше с нами была еще и Леска, но сестренка выросла, теперь у нее совсем другие заботы и желания, достаем ящик с советскими игрушками и пару небольших мешочков конфет. Развешиваем гирлянду с огоньками и мишуру, а на верхушку крепим пику. Прежде была звезда, но сестра ее разбила, когда еще под стол пешком ходила. Утащила и шмякнула об пол. Мама тогда еще злилась, что ей эту безделушку откуда-то привезли, что она не просто дорогая, а бесценная.
«Это эксклюзив! Единичный экземпляр», – удрученно вздыхала она. Тогда мама еще чем-то интересовалась, пусть и всего лишь звездой. И тогда мне не хотелось, чтобы она расстраивалась.
Но что было поделать? Склеить звезду было нереально. Купили пику. Особой разницы я все равно не видел. Да и на праздниках за столом после исчезновения бабушки собираемся теперь только мы с дедом. Ничего нового.
А мелкому мне было обидно. Смотрел на картинки, завидовал чужим семьям, сияющим счастливыми улыбками. А толку-то? Повторить мы могли только убранство елки.
Вначале мне и правда, это было интересно. Мы добавляли к игрушкам и конфетам орехи, пряники, поделки из цветной бумаги. Еще мне можно было завернуться в мишуру и бегать по дому. Или ждать, когда придет Дедушка Мороз. Но я засыпал гораздо раньше, чем приходил сказочный старик.
Потом я вырос. Уверился, что подарки приносит мой дед и… Наверное, меня больше не должны веселить все эти праздники, ожидания и ночные посиделки с дедом, а так же мне не стоит верить в чудеса и волшебство. Возможно, мне даже надо, как и отцу, уйти в какое-то дело с головой. Счета, важные бумаги, какие-то акции. Чем он вообще занимается? Думаю, если бы я начал интересоваться его работой, то он бы меня заметил. Но я посвятил себя иному, миру, который не доступен большинству. Просто я видел больше, чем другие люди. То же сегодняшнее метро чего стоит. Та девушка до сих пор замирает перед моим внутренним взором. Ее красивое лицо и необыкновенные глаза, а потом кровь и увечье. Мертвая. Безвозвратно мертвая. Тонущая в кровавой реке, откуда взирают вырванные очи, слепые и обезличенные.
А когда она исчезает, мелькают другие образы: двенадцать минут, мужик с удавкой, открытая пасть, когтистые лапы. Явно не лучшие воспоминания.
Что было бы, если бы я не дал ей сесть на тот поезд? Что-то бы изменилось? Хочу и не хочу знать. Или боюсь услышать ответ? Все может быть.
Но все же надо будет спросить у деда, а если он опять не ответит, то поискать объяснение в его дневниках. Там есть, как мне кажется, практически все. Даже тот самый пресловутый Дед Мороз. Но у него он жуткий. Дед проводит параллели с темными сущностями, а еще с Карачуном и Кощеем. Они у меня вызывают сомнения, но пока у меня нет неопровержимых доказательств, сложно сказать существуют они на самом деле или нет.
Тем более что на образ той же Бабы-Яги есть реальные аналоги и символы. Например, домовины, так похожие на ее избушку. Но домовина – это домик для души, который строили над могилой. А ведь… Может в этом и весь смысл? Все эти былинные герои приходили к мертвой старухе, потому что каждому из них было известно, что тем, кто перешел грань, ведомо больше, нежели живым. Она же в свою очередь старалась захватить их тело и душу, чтобы вновь стать живой.
В пользу ее мертвой природы можно привести еще и то, что она поедала людей и огораживала их костями свое жилище. То есть получается то, что она вела себя, как зверь или нежить. Хотя так же это может говорить и только о ее ненормальности. Были же маньяки, употребляющие своих жертв в пищу. Но, конечно, до ее масштабов им далеко – из человеческих костей у нее целый забор (размеров участка никто не знает, но все равно впечатляет). На заборе черепа, вместо засова человеческая нога (меняет каждый раз что-ли?), вместо запоров – руки, а вместо замка – рот с острыми зубами. Выходит, что не только человечина у нее входу, но и кто-то из созданий той стороны.