Антон же не поддавался моим умениям заговаривать зубы. Его любопытство было выше меня, и я сдался. Оказалось, что не зря. Он такой же чудик, как и я. А от мистического он и вовсе в восторге. К тому же его напор снес и непробиваемую стену принципов моего деда. Так Антон получил доступ к дневникам. И честно, мне стало легче. Я не один такой ненормальный, у меня есть друг, с которым можно поделиться абсолютно всем и который не покрутит пальцем у виска, когда ты рассказываешь о монстре за окном или мертвецах в метро. А еще я знаю, что он постоянно практикуется, чтобы научиться видеть без моей помощи. Да, ему очень трудно, но он не сдается. Пыхтит и злится, но каждый раз стискивает зубы и идет дальше.
– Талантов к ремеслу у него никаких, но усидчивости и терпения, хоть отбавляй, – каждый раз довольно качал головой дед. И порой мне казалось, что ему он говорит больше, чем мне. Оно и понятно, я себя люблю, и учиться до изнеможения никогда не стану. А порой вообще ухожу в себя так, что со мной бесполезно разговаривать. Смотрю сквозь собеседника и все.
В этом-то и мой минус. Мой талант стал моим проклятием. К тому же, каюсь, я довольно осторожен и зачастую ленив. Так что вполне может статься так, что это я виноват в том, что дед не может поведать мне все. Ну, или у него какие-то другие причины оберегать свои тайны. Вот мне и приходится гадать – на самом ли деле он охотник, видевший все описанное в дневниках или превосходный сказочник.
Одно я знаю точно – я видел многое из того, что нормальные люди считают выдумкой, то, что некоторым даже не снится. В моих же кошмарах оно постоянно. И порой они становятся реальностью.
По дороге зашел в круглосуточный магазин. Там скучала одинокая продавщица, листающая кроссворды. Ее пухлые губы двигались, проговаривая буквы. Периодически она качала головой и переворачивала страницу, выискивая те вопросы, ответы на которые она знает. Карандаш в ее руках был довольно погрызен. На меня она даже не взглянула, сделав вид, что в помещении никого, кроме нее, и нет.
О тусклую лампочку билась парочка серых молей, прилавок был почти пуст. Не только я решил разжиться печеным на ночь глядя. В уме подсчитал свои финансы, и решил, что их вполне хватит на печенье и пару булок с корицей. Сам сложил в пакет и протянул продавщице, чтобы она посчитала, сколько я ей должен. Та поднялась с явной неохотой, недовольно вперившись в меня. Нахмурилась.
– Деда твоего давно не видно. Все в порядке?
– Да, просто отдыхает.
Ссыпал на блюдце монеты. Дед тут со всеми знаком, со многими даже дружит. Его узнают в ближайших магазинах, делают скидки, порой что-то передают. Но не сегодня.
Вышел и медленно выдохнул, сворачивая в одну из подворотен. Зачастую здесь ошиваются различные люди, не вызывающие у меня доверия. После себя они оставляют лишь грязь. Одни на физическом уровне, другие на ментальном. Иногда смотришь и видишь на периферии зрения сгустки тьмы или тошнотворные скопления мха. Порой тонкая реальность переполнена чадящим дымом и плесенью. Каждый выплеск эмоций не исчезает бесследно. Некоторые оседают в астрале, другие опускаются на людей, а в редких случаях они могут породить сущность. Одно время я думал, что к таким относятся и
Приходят по ночам, проникают во сны, часто просто стоят за окном и всегда молчат. Периодически они о чем-то стараются предупредить жестами, прикосновениями или рисунками. Пишут красным, используя любую поверхность, как холст. Хотя в связи с этим у меня возникло и иное предположение. Дело в том, что все разы, когда я видел рисующую тень, я мог разглядеть за окном сотни рук и глаз тех, кто жаждет проникнуть внутрь. Но их останавливал рисунок – символ в виде двух кругов – один маленький в центре большого, нарисованный на стекле чем-то алым. Значит, Тень оберегала мой дом. Но чем она писала? Кровью? Только если своей – символ бесследно исчезал под утро, не оставляя после себя ничего. Человеческая же кровь, как и некоторых животных – тех же кошек, создает помехи и слабый белый шум.
Но относит ли это