Дневник призывателя

Когда же я проморгался, то очутился далеко не в квартире, а в своем старом доме, в том, который был еще до покупки дачи. Я боялся вновь оказаться там. Из подвала почему- то одуряюще пахло яблоками, возможно, что такими же, как в тот день, когда нашли труп в кошачьей маске и обвинили старика. Кажется, что я вновь стал маленьким. Да, точно, я вновь был ребенком, пухлым и трусливым, но слишком любопытным. Тогда я тоже увязался за взрослыми из-за своего чрезмерного любопытства и стал свидетелем того, что все последующие годы пытаюсь забыть.

Огляделся по сторонам – непривычно пусто. Нет того шума, что всегда жил в этом доме, не знающем, что такое тишина. Нет вечных шагов, громких голосов и запаха приготовленного обеда и свежей выпечки. Мама постоянно готовила что-то вкусное, но сейчас ее присутствие было стерто. Да и вообще, такое чувство, словно в этом доме давно никто не жил. Он был покинут, брошен как надоевшая игрушка. В нем не жила моя семья, только память.

Сделал несколько неуверенных шагов по направлению к лестнице, ведущей на второй этаж, коснулся перил. Раньше я любил скатываться по ним вниз, но сейчас они, скорее всего, развалятся под тяжестью моего веса. Там наверху мелькнула тень.

«Здесь кто-то есть?», – неуверенно спросил я. Знаю, что это не самое лучшее решение интересоваться наличием посторонних в заброшенном доме. Прямо фраза из классического ужастика, после которой неведомое нечто начинает убивать, кромсать всех налево и направо. Однако эта фраза была необходима, чтобы увериться в том, что я здесь один. А тень? Показалось, или может, это какая-то ветка или птица. Мало ли, я же не знаю, что там на улице.

Мне стало смешно от своих мыслей, и я успокоился. Вновь посмотрел туда, где была тень, но она никуда не исчезла. Подсознательно я знал кому она могла принадлежать, однако не мог поверить, ведь с того света не возвращаются.

«Братик, ты вернулся за мной? Мне надоело играть в прятки, я больше не хочу прятаться. Никто не разговаривает со мной, это тоже часть игры, да? Это ты им приказал не видеть меня? Это жестоко, братик, но я не сержусь, ведь ты вернулся».

Как гром среди ясного неба – слишком знакомый голос. Голос, который я больше не должен был слышать. Человек, с которым больше нельзя пообщаться.

Человека уже просто не было – я присутствовал на похоронах, но может я ошибся? Тогда все было просто дурным сном. Не было никакого тела, страшных признаний и смертей. Теперь все будет хорошо. Мы сможем, как раньше зайти к старику и выпить чаю с вареньем. Все было сном. Дурным сном…

«Да, я вернулся за тобой», – я улыбнулся и протянул руку, ожидая, что сейчас спустится моя вечно веселая подруга. Она кубарем слетит вниз, задорно рассмеется и станет похожа на взъерошенного птенца, вывалившегося из гнезда. Такого пушистого и неуклюжего.

Однако в этот раз ее шаги были размеренными, чеканными, точно она отсчитывала их подобно метроному. Вниз по лестнице спускалась та, которую я не знал. Наверное, если бы она не умерла, то повзрослев, стала такой же, уверенной, строгой, но в моей       памяти она оставалась ребенком. Это же была девушка, в старомодных туфлях на босу ногу и в строгом платье с большими пуговицами. На шее у нее был завязан клетчатый шарф точно петля – у меня есть точно такой же. Нам покупали их вместе, и мы считали их некой особой связью между нами. Ее лицо скрывала потрескавшаяся деревянная маска в виде морды кошки. Такая же была на ней и в тот злополучный день.

Я отступил. Это не она! Не она…Или?

«Я рада тебя видеть, братик. Мне пришлось столько ждать, но оно того стоило. А зверь мне не верил – он говорил, что ты никогда не придешь. Нужно его позвать, показать, что ты наконец-то здесь. Мы все с радостью примем тебя».

Я отступил еще на пару шагов, встал вплотную к стене, стараясь нащупать ручку двери. Но ее не было. Паника начала накрывать меня, заставляя покрываться холодным потом. Она же уже совсем рядом. Я сглотнул, вот еще шаг и она коснется меня. Идет неспешно, но неотвратимо, так что не могу отвести от нее взора. А еще от нее одуряюще пахнет яблоками и гнилью. Тот день видимо никогда не отпустит меня.

Она останавливается прямо передо мной, чуть наклоняется вперед и берет меня за руки, точно собираясь поведать некую тайну. Так она делала и в детстве, прижималась всем тельцем и жарко шептала прямо на ухо, будто от того, услышат нас или нет, зависела ее жизнь.

«Отпусти», – сдавленно прохрипел я, облизывая губы и чувствуя на них тошнотворную сладость. Комок подступил к горлу, прося вывернуться наизнанку.

Запах полежавшего трупа окутывал меня, точно кокон бабочку, становясь все более мерзким, будто проходили не секунды, а дни, солнечные и жаркие.