Дневник. Продолжение

Искусный музыкант в обыденном обличье
покажется родней и проще, чем вчера.
Так рядом – в полшага, и не найти отличья
от каждого из нас… Святые вечера

у всенощной – уже погашены лампады

через одну, ещё торжествен аналой,
но исповедь к концу… А во дворе лопаты
царапают опять – вот снегу намело!

Придумываю, да. В тот раз погода встала

обычью поперёк, и люд пошёл по льду…
И думалось в пути: «Терпения б достало
идти, раз суждено, – я не одна пойду».

25, 26 д е к а б р я

В ЛЕДЯНОМ ДЕКАБРЕ…

Ледяные сады, ледяные леса. Не причалить
человеку и птице – покажется, вымерла жизнь.
Неопознан пейзаж – ледяное, сутуля плечами,
опускается вниз, и звенят на ветру миражи

ледяные… Ау, красногрудый снегирик,

милый символ того, новогоднего… как поклюёшь
провианта запас? Ледяною рябиновой гирькой
красен лес ледяной, и лежит леденяще клеймо

отчуждения. Но… проливаем горячие слёзы,

в слабой грудке у птах до упора настойчив удар,
прибавляется день, от любви припухают желёзки,
и ещё, и ещё… И не кончит расти череда,

что растопит и лёд. Дело времени, общих усилий,

потаённых. А нынче, под сводом зимы,
остаёмся и мы в коридорах холодных узилищ
и не знаем, когда отдадим, что набрали взаймы…

27, 28 д е к а б р я 

ЗАВЕРШЕНЬЕ

Три последних и всё. Тридцать первое, первое – где же
переход? Под ура, фейерверки и прочий базар
возомнивши, что мы – на возке и за помочи держим,
управляя, – шумим, и растёт разрушенья азарт.

Как люблю тишину, размышленье о главном и главном.

Всё-то в них, что ни есть, и созвучье, и солнца восторг,
приумноженный льдом, покрывающим смертно и плавно
онемевшую ветвь, и безмолвствует сада острог

ледяной… Посмотри, как озвучен сценарий

декабря этим солнечным светом в лесах изо льда!
Умножаются дни, что прошли «год за год», а цена им
не открыта ещё, и уходит последний солдат.

29—31 д е к а б р я

ПОЕЗДКА

Калязин с Кашиным одной поляны плод.
Там, верно, полумрак и сумерки волшебны.
И русский взгляд нащупает оплот
в остатках жизни, и неровность щебня

не потревожит шаг, когда торчком

вдруг из-под снега вылезет не к месту…
Там, между Переславлем и Торжком,
ты странствуешь Христовою невестой,

и я с тобой, как будто… Городок

на Волге – белый снег и город Белый,
и батюшка-священник – в дорогом,
Тверском краю – я перед ним робею,

не научившись жить, как Бог велит.

Вся русская провинция под снегом…
Под панцирем сжимающим вериг
леса обледенелые… В Твери
горят лампады, Вифлеема негой

и страхом предрождественским сквозит.

…И русский пёс на путников скосит.

2 я н в а р я 2011

ВЫРАСТАЯ