Дневник провинциальной дамы

(NB. Интересно, сколько этих гениальных изобретений удается продать за год?)

Весьма тронута щедростью Мадемуазель. Хотелось бы научиться у французов искусству преподносить petit soins[131]. Ставлю вазы на видное место, которым оказывается каминная полка в столовой, и, к счастью, успеваю предотвратить комментарий, готовый сорваться с губ Роберта, когда он садится обедать.

После обеда Роберт отвозит Робина обратно в школу, а мы с Мадемуазель пересматриваем летний гардероб Вики и обнаруживаем, что она выросла абсолютно из всего.

30 мая. Из свежего номера «ВНЖ» узнаю, что мне присудили одно из двух вторых мест за очаровательную литературную миниатюру, которая, по моему мнению, заслуживает большего.

Попытка Роберта удостаивается почетного упоминания. Узнаю псевдоним победителя – это Мэри Келлуэй. Хотелось бы сказать, что испытываю всеобъемлющую радость за дорогую подругу, но не уверена, что это так. Задание этой недели – триолет, но я терпеть не могу эту литературную форму и никак не запомню, по каким правилам она сочиняется.

Звонят Фробишеры и зовут к ним на обед в воскресенье. Принимаю приглашение не столько из желания с ними увидеться, сколько потому, что всегда приятно поесть что-нибудь отличное от домашнего ростбифа и пирога из крыжовника. Более того, в наше отсутствие у прислуги будет меньше работы. (NB. Попытка осмыслить истинные мотивы своих поступков зачастую приводит к очень неприятным открытиям.)

Меня мучает совесть из-за данного Барбаре обещания навещать старую миссис Бленкинсоп. В деревне многие участливо интересуются, полностью ли я оправилась после кори, однако все поголовно, такое впечатление, престранным образом считают это очень серьезное заболевание пустяком.

В коттедже старой миссис Б. проводится непредставимая там прежде гигиеническая процедура: сквозное проветривание (без сомнения – идея кузины Мод). Окна распахнуты настежь, занавески хлопают, порывы очень холодного восточного ветра более чем ощутимы. Лицо миссис Б. (шалей точно меньше, чем раньше), сидящей рядом с открытым окном и недалеко от открытой же двери, приобрело любопытный бледно-голубой оттенок, и вся она периодически подрагивает. В комнате сильно пахнет воском для мебели и графитом. Камин как раз представляет собой образчик недавнего успешного применения этих средств, огонь же в нем, судя по всему, не разводили уже давно. Эта «новая» миссис Б. молчаливее прежней и ничего не говорит про положительные стороны или что-нибудь подобное. (Может ли оптимизм улетучиться от постоянной жизни на сквозняке?) Почти сразу же в комнату входит кузина Мод. Я уже виделась с ней однажды и напоминаю ей об этом, но она ясно дает понять, что та встреча не произвела на нее впечатления и совершенно выветрилась из головы. Кузина Мод явно из тех, кто гордится своей прямотой. На ней краснокирпичный свитер, который она, без сомнения, связала сама, твидовая юбка с укороченным передом и крупный жемчуг. Разговаривает она бодро, напористо и употребляет множество новомодных словечек.

Интересуюсь, есть ли новости от Барбары, и миссис Б., чей голос кажется тихим блеянием по сравнению с голосом кузины Мод, отвечает, что дорогое дитя заедет повидаться перед отплытием и что разлука с детьми – удел пожилых, но так устроена жизнь. Начинает казаться, что передо мной прежняя миссис Б., но тут кузина Мод громогласно заявляет, что нечего нести околесицу и как же хорошо, что бедняжка Барбара наконец-то вырвалась на свободу! Затем мы обсуждаем турнирные таблицы по гольфу, школу Роден[132] (альма-матер кузины Мод) и малыша-«остина». Точнее было бы сказать, что обсуждает кузина Мод, а мы слушаем. Вокруг нет никаких признаков «Жизни лорда Биконсфилда» или прочих литературных занятий, коим прежде предавалась старая миссис Б. Спрашивать, как она теперь проводит досуг, мне не хочется, поскольку есть тревожное подозрение, что таковой организуется без учета ее пожеланий.

В подавленном состоянии откланиваюсь. На прощание старая миссис Б. закатывает глаза и бормочет что-то насчет того, что ей недолго осталось быть на этом свете, но ее слова тонут в громогласном смехе кузины, которая заявляет, что миссис Б. – старая Лгунишка и еще Всех Нас Переживет.

Кузина Мод провожает меня до калитки и говорит, что старой миссис Б. иногда полезна небольшая встряска, и разве не прекрасно просто чувствовать себя Живой в такую бодрящую погоду? Хотелось бы ответить, что не всем лучше быть живыми, но не хватает духа, и я вяло соглашаюсь. Дальше она бы непременно похлопала меня по спине, поэтому торопливо ухожу.

Собиралась вечером написать Барбаре милое письмо и сообщить, что миссис Б. поживает прекрасно и совсем не грустит, но теперь это невозможно, и, подумав, не пишу вообще никакого письма, а весь вечер пытаюсь хоть как-то увязать между собой записи в расходной книге, корешки чековой книжки и довольно бездушное послание из Банка.