Дневник провинциальной дамы

1 июня. Воскресный обед с Фробишерами и четырьмя их гостями, которых нам представили как полковника и миссис Брайтпай[133] (не может же быть такой фамилии), сэра Уильяма Редди (или Риди, или Реди, или даже Реддей) и «сестрицу Вайолет». Последняя – на удивление миловидная особа в восхитительном платье индийского шелка, которое я, как обычно, мысленно примеряю, только чтобы грустно констатировать: на мне оно будет смотреться как на корове седло.

За обедом полковник сидит рядом со мной, и мы говорим о рыбалке, которой я никогда не занималась и которую считаю жестоким обращением с животными, о чем лицемерно и трусливо умалчиваю. В соседках у Роберта «сестрица Вайолет», и временами я слышу, что он почему-то рассказывает ей про свиней, но вид у нее довольный, так что, возможно, ей интересно.

Разговор неожиданно становится общим, поскольку леди Ф. поднимает животрепещущую тему зуболечения. Мы все, кроме Роберта, который жует хлеб, торопимся высказаться.

(NB. Направлять разговор в подобное русло всякий раз, когда у меня гости и за столом привычно воцаряется мертвая тишина.)

Погода мокрая и холодная. Я была почти уверена, что экскурсии по саду удастся избежать, однако сразу после ланча мы выходим в сырость. Вода капает с веток на голову, под ногами хлюпают лужи, но рододендроны и люпины, без сомнения, выглядят впечатляюще, а сорт камнеломки, названный в честь Рут Дрейпер[134], упоминается не чаще обычного. Оказываюсь рядом с миссис Брайтпай (?), которая, похоже, знает о садоводстве все, что только можно. К счастью, она с готовностью самостоятельно комментирует все увиденное, так что мне достаточно лишь время от времени восклицать: «Какой прекрасный сорт!» и т. п. Единственный вопрос, который она мне задает, – это удалось ли мне хотя бы раз заставить прекрасную голубую Grandiflora Magnifica Superbiensis (или как-то так) цвести в полную силу в нашем климате. Мой абсолютно честный отрицательный ответ вызывает у миссис Брайтпай явное облегчение. Неужели вся ее жизнь представляет собой борьбу за акклиматизацию этой самой грандифлоры? И что бы она ответила, если бы я заявила, что у меня эта прелесть разрослась по всему саду как сорняк?

(NB. Не поддаваться склонности все чаще погружаться в подобные бесплодные размышления, из-за которых в обществе я, возможно, произвожу впечатление рассеянной особы.)

После долгого осмотра сада возвращаемся по той же тропинке, и я оказываюсь рядом с сэром Уильямом Р. и леди Ф., которые беседуют о траве. Неожиданно с ужасом понимаю, что мы направляемся в конюшню. Не пойти нельзя, остается только держаться от лошадей как можно дальше и совсем ничего не говорить, чтобы не показать: про этих животных мне известно только то, что я их боюсь. Роберт смотрит с сочувствием и встает между мной и страшным зверем, который глазеет на меня из стойла и скалит зубы. В душе благодарю Роберта и в конце концов покидаю конюшню с расшатанными нервами и насквозь промокшими туфлями. Вежливо раскланиваюсь с хозяевами и говорю, что мне очень у них понравилось.

(Уже не впервые задаюсь вопросом: неужели в светском общении невозможно проявлять хотя бы такой минимум честности, который приглушил бы голос совести? Ответа пока нет.)

Роберт идет на вечернюю службу, а я играю в халму с Вики. Она заявляет, что хочет в школу, и приводит целый ряд убедительнейших аргументов, почему это необходимо. Обещаю подумать, но по предыдущему опыту знаю, что Вики обладает необычайным талантом добиваться своего, и, возможно, этот раз не будет исключением.

После унылого воскресного ужина (холодная говядина, печеный картофель, салат и остывший пирог со скудной начинкой) пишу письма Роуз, в Сухую Чистку, в магазин «Арми энд нейви» и Секретарю Женского института, а Роберт засыпает над «Санди пикториал»[135].

3 июня. Погода поразительно и как по волшебству становится теплой. Выношу стул, письменные принадлежности, плед и подушку в сад, но меня зовут взглянуть на Раковину в Кладовке, похоже засорившуюся. Попытка вернуться в сад проваливается ввиду получения из деревни записки, касающейся подготовки к Садовой Ярмарке и требующей немедленного ответа, затем – необходимости поговорить по телефону с мясником и неожиданного осознания, что еще не составлен Список Белья в прачечную, а Фургон оттуда будет в одиннадцать. Когда он приезжает, приходится говорить с фургонщиком насчет скатертей, что приводит, уж не знаю как, к долгому обсуждению Дерби[136]: фургонщик высокого мнения об аутсайдере по кличке Клетчатые Штаны, а я считаю, что шансы выше у Серебряной Вспышки (в основном потому, что мне нравится кличка).

Вскоре после этого из деревни приходит миссис С. за всякой всячиной для распродажи на Садовой Ярмарке, на это тоже уходит время. После ланча на небе собираются тучи, и Мадемуазель с Вики любезно помогают мне затащить стул, письменные принадлежности, плед и подушку обратно в дом.