Дневник путешествия Ибрахим-бека

— Правительство о них и не ведает! До него и гроша не дойдет из этих денег. Разве что в день назначения консула оно получает от него определенную сумму в виде подарка. Все эти деньги, говорят, забирают министры и послы, а на долю правительства остаются консульские грехи да проступки. Каждый консул может изготовить этих паспортов сколько душе угодно и торговать ими. Частенько они и достаются не иранцам, а всяким жуликам и проходимцам из иноземных подданных, которые, переплатив за них рубль-два лишних, творят потом под видом иранцев разные мерзкие преступления. Когда такие личности попадают в руки русских властей, то не требуется больших расследований, чтобы увидеть, что паспорта-то у них фальшивые. А теперь представьте себе, как это роняет достоинство страны в глазах иностранцев и могут ли они считаться с подобными консулами? Когда разговор дошел до таких ужасных вещей, я понял, что все это непосильно тяжело для меня, и сердце мое готово было вырваться из груди. Тогда, свернув свиток этой беседы и переведя речь на торговлю и коммерцию, я спросил:

— Как идет у вас торговля? Какие товары вы привезли с собой из Ирана?

— Да вот хамаданские и буруджирдские ситцы, тебризский и миланский канаус. По сравнению с прошлым годом спрос на них сильно упал. Многие годы мы привозили этот товар сюда тысячами тюков и продавали его. А нынче и сотой части того не распродашь. Уж очень много плутовства: и краски и пряжу крадут, совершают всякие подделки, употребляют искусственные красители — вот покупатели и не желают брать. Еще немного, и ткани эти вообще не станут никому нужны. Тогда нам придется закупать для Ирана московские шелка. За короткое время, которое я занимаюсь торговлей, я видел немало русских и знаю, что они за несколько лет и с небольшими капиталами сумели развернуть ткацкое дело и благодаря своей честности стали миллионерами. И наоборот, многие иранцы, прибывшие сюда со значительными средствами, после десяти и даже двадцати лет работы терпят банкротство. А все потому, что мы никогда не думаем о народной и общественной пользе. Мы портим отечественные товары ради двухдневной прибыли, а вот не ведаем того, что «плохо увязанная ноша не достигает места назначения». Ведь пройдет некоторое время, и из-за подлогов и обмана такие товары совсем выйдут из употребления, и какой вред будет тогда нанесен всему иранскому народу! Теперь в Тифлисе, как я уже говорил, многие иранские товары исчезли совершенно. Поэтому среди иранцев с трудом найдешь человека с капиталом хотя бы в десять тысяч туманов. Как говорится в пословице, «все шапки Таги переходят на голову Наги».[60] Главной причиной такого ужасного положения являются небрежение властей и привычка чиновников к взяткам. Ведь нет никакого противодействия этим двум злополучным вещам, являющимся основными причинами разорения нашей великой страны.

Я снова почувствовал, что не в силах больше выносить продолжение такого разговора, и спросил:

— Вы не знаете, когда отправляется поезд в Баку?

Купец ответил, что вечером, но ему не хотелось бы меня отпускать. Он очень уговаривал меня остаться, но я, извинившись, сказал: — Да не уменьшится ваше милосердие, надо ехать.

Мы распрощались, и я направился в гостиницу.

Хотя Тифлис большой и достойный обозрения город, но все эти разговоры так меня расстроили, что свет померк в моих глазах.

Я немного поспал, затем, поднявшись к отъезду поезда, заплатил по счету, купил билеты, и мы тронулись в путь.

Всю дорогу мысли мои были заняты лишь одним — я думал о бедственром положении этого обездоленного народа, рассеянного на чужбине и живущего там в унижении и нищете.

Под наплывом горестных чувств я то курил, то тяжело вздыхал, то горворил себе: «Нет, раз так — лучше отказаться от знакомства с родиной и положением ее народа и бросить записи своих впечатлений. Слишком уж все это горько и больно!», то снова приходил мне на ум завет покойного отца.

На следующий день поутру мы приехали в Баку и, сойдя с поезда, прямо направились в гостиницу «Кавказ», номер в которой стоил довольно дешево, примерно рубль в сутки. Хотя номера были очень грязны и прислуга неучтива, однако менять гостиницу не хотелось, так как мы должны были оставаться здесь только два дня.

Большинство обитателей гостиницы — мусульмане, многие из них сами готовили себе жаркое в комнате, другие курили терьяк.[61] Я предложил Юсифу Аму выйти на улицу прогуляться и заодно отдышаться от тяжелого запаха этого проклятого терьяка.

Когда мы выходили, один из слуг обратился к нам:

— Мешеди, если у вас есть деньги или ценные вещи, то здесь не оставляйте: украдут — мы не отвечаем.

— Но ведь ключ от комнаты у меня в кармане, — удивился я.

— Да что там ключ, ключ! Я вас предупредил, а там — дело ваше! — Не бойся, у нас ничего нет, кроме нескольких рубашек и белья. Мы ведь не купцы и не банкиры.

Поведение слуги меня и удивило и насмешило.