Дневник путешествия Ибрахим-бека

— Но прежде, — сказал я, — должен по правде вам сознаться, что сегодня мы как следует не обедали и теперь проголодались. Прикажите, пожалуйста, подать ужин, а уж тогда я расскажу вам все обстоятельства моего путешествия.

Подали ужин, он состоял из вкусных мясных тефтелей с рисом. Хозяин предложил нам вина, но я издавна дал себе обет не пить вина и до сих пор не отступал от него, поэтому отказался и на сей раз.

Приступая к беседе, я сказал:

— Мои приключения не так длинны. Я отправился из Каира с целью паломничества в святой Мешхед; а посетив этот ангельский престол, через ряд городов добрался сюда. Отсюда я собираюсь поехать в Азербайджан. Если какое-нибудь место придется мне здесь в Иране по душе, я облюбую его для постоянного жительства. Тогда поеду в Каир, продам свои поместья и вернусь сюда. Здесь я и стану жить, в одном из уголков дорогой родины, которая мне в тысячу раз милее Каира. Но на беду я до сих пор не встретил места, которое отвечало бы моим желаниям! Кроме того, я сейчас хотел бы получить возможность посетить двух-трех министров и представить им устные доклады. Вот если вы окажете мне в этом деле услугу, тогда я буду называть вас хаджи-ханом, а пока вы для меня всего лишь смиренный мулла Мухаммад Али, каким были раньше.

— Если бы вы нуждались в посредничестве или желали бы подать прошение в это высокое место, я мог бы вам помочь. Но повести вас в совет министров и устроить беседу с министрами — это не в моих силах, вернее, на это потребуется время. Впрочем, если бы вы остались здесь месяцев на пять-шесть, тогда и это было бы можно. Надо просто выждать подходящий момент.

— Оставаться надолго в этом городе у меня нет никакой возможности. Мне уже надо ехать, — заметил я.

После некоторого раздумья мулла Мухаммад спросил:

— А кого из министров вы желали бы видеть?

— Министров внутренних дел, иностранных дел и военного.

— Хорошо. Посмотрим, что можно сделать.

С этими словами он написал три записки, запечатал их в конверты и каждый надписал.

— Вот письмо, адресованное Мирзе Казим-беку. Это наставник детей министра иностранных дел. Он по национальности араб и, понятно, очень любит арабский язык. Когда он увидит, что вы хорошо знаете арабский, это ему придется по душе. Он вас хорошо примет и устроит ваше дело. Вторая записка, на имя Риза-хана, предназначена для слуги министра внутренних дел. Третье письмо — Асад-беку, дворецкому военного министра. Если Риза-хан и Асад-бек станут отказываться, то тихонько суньте им туман-два. Мирза Казим не взяточник, он на это никогда не пойдет. Мешеди Хасан Кермани знает, где эти министерства, пусть он завтра вас проводит. Бог даст, вы добьетесь цели, а мне это будет весьма приятно.

Я очень обрадовался:

— Мерси, хаджи-хан, мерси.

— Не стоит, не утруждайте себя благодарностью, — сказал хаджи- хан, а потом прибавил:

— Если вам желательно иметь какой-нибудь орден или еще что-нибудь в этом роде, то это я могу сам для вас устроить.

— О, нет, я ни в каких орденах не нуждаюсь.

— Сами не нуждаетесь, может, друзьям пригодятся. Только скажите — я вам предоставлю несколько орденов разной степени и без обозначения имени. Поедете за границу, кому пожелаете, тому и подарите.

— Господин хан, от всего этого сердце мое обливается кровью! Не принимайте меня, сделайте милость, за спекулянта орденами. Да покарает господь всякого, кто так принижает значение государственного ордена! До какой низости и подлости должен дойти человек, чтобы взять на себя такой позор! Подумать только — торговля орденами!? Пусть лучше уж человек продает свою честь и доброе имя, ибо они принадлежат только ему, а орден — всем вместе. Должно взирать на государственные ордена благоговейно, ценить их как зеницу ока, мы должны быть готовы пожертвовать самой жизнью ради их получения и паче всего почитать их значение. Ведь в этом же престиж нашего государства за границей!

На все это хаджи-хан заметил:

— Баба, что за мысли! Вы, верно, не знаете, что хаджи Мухаммад Багир Каркирук три или четыре раза ездил путешествовать в Россию и Германию и каждый раз брал с собой тридцать-сорок орденов разной степени с чистыми бланками, скрепленными печатями. Я сам видел, как он в России продавал эти ордена, от шестисот до тысячи рублей за штуку.

— Так что же, об этом не знает падишах?

— А что вообще знает этот несчастный? Он настолько занят собой, что совершенно потерял голову. А орденами торгуют и министр иностранных дел, и садр-азам.

Тут уж я не в силах был сдерживаться и громко зарыдал; в голову мне пришли два бейта[109] из песни, которую сочинил один горячий патриот. Поскольку они подходят к моменту, я их приведу здесь:

Отрады сердцу нет иной, чем ты, земля родная,
В сиянии твоей красы бледнеют краски рая.
Того, кто честь твою не спас, себя оберегая,
Пусть шапки навсегда лишит разгневанный аллах.