— Еще будучи за границей, я неоднократно слышал, а сейчас увидел воочию, что Иран по сравнению с другими государствами — страна до крайности отсталая. Ваше превосходительство, являя в своем лице министерство внутренних дел, вы, согласно обязанностям и требованиям сего высокого сана, конечно, осведомлены о всех важных делах, происходящих в стране. Я не сомневаюсь, что все свои силы вы тратите на благо страны и на такие полезные дела, кои способствуют возвеличению нации и благоденствию народа. Так вот, скажите мне, в каком из городов этой бескрайной страны вы построили больницу или богадельню, или приют для сирот, или ремесленную школу для обучения беспризорных детей? В каком селении вы проложили шоссейную дорогу для облегчения всякого рода перевозок, где вы ввели орудия, помогающие земледельцу в его тяжком труде, который составляет основу жизни всего народа? Какие полезные меры вы приняли во имя развития торговли, о которой ежеминутно пекутся все крупные государства, на расширение которой они тратят миллионные суммы, а в случае необходимости идут и на кровопролитие? Знаете ли вы, какое именно количество иранских товаров ежегодно вывозится за границу и сколько разных товаров ввозится в эту страну? Помилуй бог! Разве вам не приходилось никогда задумываться над тем, что количество отечественных товаров, идущих за границу, должно быть больше того, что поступает сюда из-за границы, дабы доход государства превышал его расход? Тогда и народ станет зажиточнее, и государственная казна обогатится. Да и. зачем иранскому народу за всякой мелочью, необходимой для жизни, обращаться за границу? Разве стеариновые свечи делают там не человеческие руки, а сам господь бог своим совершенным могуществом? Разве сахар слетает там к людям с небес? Потрясающе! Или, может быть, иранская земля не в состоянии взращивать свеклу и сахарный тростник? Или сало иранских коров и овец нельзя очистить так же, как сало того скота, что за границей? Может быть, иранский народ не нуждается в одежде, и поэтому весь наш хлопок тюками отправляется за границу? Господин министр, а известна ли вам численность населения в Иране? Осведомлены ли вы о количестве рождений — этом показателе жизнеспособности нации? И интересовались ли вы когда- нибудь причинами эмиграции всех этих иранцев, что бегут в Россию, Турцию и Индию? Принимали ли вы меры к пресечению этого? Почему вы никак не способствовали тому, чтобы построить в некоторых областях хотя бы небольшие фабрики и хоть немного устранить общенародную бедность и нужду? Вы можете сказать на это, что строительство фабрик не входит в обязанности министров. Да, это так. Но принять меры к их созданию, поощрить к тому народ, охранить права людей — это несомненно должен сделать каждый способный и мудрый министр. Клянусь богом, в любой другой стране все, о чем я рассказал, входит в круг обязанностей министра внутренних дел. Это на нем лежит долг выяснять, где и какие требуются улучшения и усовершенствования, и добиваться того, чтобы они попадали в руки народа. В противном случае — в ответе он. Почему вы не задались вопросом, в чем причина такого беспорядка в стране? Каждый год несколько тысяч иранских подданных, простясь с родиной, убегают в Турцию, Россию или Индию и влачат существование на чужбине в унижении и в нищете у всех на виду? Разве не пришло время положить конец тому, чтобы министры Ирана продавали народ губернаторам, губернаторы — управляющим, управляющие — беглербекам, беглербеки — старостам, а те — полицейским и секретарям. В какой другой стране можно увидеть, чтобы губернаторы отдавали целый город на откуп низким людям, подонкам общества? Рассудите же по справедливости: в любой цивилизованной стране полиция — это весьма почетное учреждение. Возможно ли, чтобы там полицейским стал какой-нибудь проходимец и круглый невежда, как водится у нас? Да к тому же нет у них ни совести, ни стыда. Хитро оплетут клеветой честных и всеми уважаемых купцов и растопчут их достоинство ради каких-нибудь пяти туманов. А потом обманным путем присудят их скромным и благородным сыновьям, натерпевшимся страху за своих безвинных отцов, платить сорок-пятьдесят туманов штрафу. Знаете ли вы о беззакониях в таможне — а о них с озлоблением толкуют поголовно все — что там за одинаковый товар, и ввозимый и вывозимый, с одного взимают два тумана, а с другого — один, а с иных под каким-нибудь пустым предлогом (мол, отец его солдат или брат — артиллерист) берут всего пять кран? Чтобы все это выправить, нужны средства и толковые люди, с неба реформы не свалятся. До каких пор жестокие губернаторы не будут иметь определенных, записанных в документах, правил о своих правах и обязанностях по отношению к народу, о порядке обложения налогом? Доколе будут попираться права этого драгоценнейшего из божьих даров — народа? Ведь его же отдают в полную власть гнусного произвола низких людей! Скажите, разве Ирану с его трехтысячелетней историей не под силу открыть хотя бы в одном из своих больших городов для защиты здоровья людей медицинское учреждение с тремя-четырьмя врачами, чтобы снять с населения этого города угрозу смерти от невежества различных темных знахарей? Почему до сих пор нет ни одной больницы для лечения проказы, которая ведь поддается излечению в самом начале заболевания? И почему путешествующий непременно должен в каждом городе столкнуться с группой несчастных страдальцев? С перекошенными от этой ужасной болезни глазами и ртом, с провалившимися носом и губами, они простирают руки за подаянием к своим и чужестранцам. Они скитаются по пустыне, как дикие звери, их изгоняют из сел и городов, ими гнушаются и чужие люди, и собственные семьи. Клянусь богом, для человека, страстно любящего свою родину, легче умереть, чем глядеть на этих отверженных! Мне довелось их видеть раз, и то сердце мое до сих пор трепещет, как вспомню. А вы видите их каждый день — так как же, ваше превосходительство, вас не трогает их горе? Или они не сыновья вашей страны и не ваши братья по вере? Ведь другие ради спасения жизни одного своего соотечественника, да и вообще человека, на какие только ни идут тяготы, каких ни тратят денег! А ведь для того, чтобы выправить это позорное положение, на которое с осуждением косятся как свои, так и чужие, вовсе не требуется таких затрат, что были бы не под силу стране и народу? Клянусь единством бога, от самого населения можно было бы с легкостью добыть средства на борьбу с этими общественными бедами! А как же? Ведь с горемычного народа тянут такую уйму штрафов и налогов, что за двадцать-тридцать лет ими обогащаются и родственники, и потомки какого-нибудь ранее бедного духовника, который по милости государства имел прежде только шестьдесят туманов в год, а теперь разжился больше чем на два миллиона. Почему же не следует обратиться к тому же народу за помощью, дабы искоренить существующие неполадки и совершить тем самым святое дело? Здесь потребуется только добрая воля и распорядительность, честность и бескорыстие. Если и государство, и нация поймут, что они неразделимы, что они только называются двумя разными словами, а по сути дела одно и то же, тогда само собой разрешатся все трудности. В достижении счастья и благоденствия перед союзом этих двух элементов, составляющих родину, не устоят никакие преграды!