Дневник путешествия Ибрахим-бека

Только в одной этой области примерно десяток значительных духовных лиц; все они очень влиятельны и имеют много последователей, тоже богатых людей, владеющих десятками лошадей и верблюдов.

Мы пробыли в этом городе восемь дней и, намереваясь ехать в Марагу, наняли у возницы трех лошадей ценой по восемнадцать кранов каждая. Отдав пятнадцать кранов задатку, мы велели ему быть готовым на утро.

Однако настало утро, а возницы все не было. Не явился он и в полдень. Тогда я послал человека за ним, и тот вернулся с известием, что все возницы разбежались.

— Как разбежались? Куда? — переспросил я.

— Да начался «захват лошадей», — пояснил человек, — приезжает губернатор этой области.

— Что еще такое? — закричал я, — что значит «захват лошадей»?

— Если вам нетрудно, то соизвольте пойти и увидите сами, что это за «захват».

Я, все еще ничего не понимая, опросил:

— Баба, какое мне дело до приезда губернатора, мне нужно ехать! Я нанял лошадей, передал через вас деньги, вы сказали, что возница — человек верный.

— Да, я снова могу сказать, что возница — человек верный, но кто же знал, что сегодня случится «захват лошадей»? Пойдите и вы увидите, что во всех караван-сараях валяются на земле товары, предназначенные для отправки в Тавриз, Хамадан, Казвин и прочие города. То же происходит с караванами, которые пришли с товарами из разных областей в Ардебиль, — все возницы в ужасе от «захвата лошадей», побросали тюки на землю и разбежались.

Я спросил:

— И сколько будет продолжаться это безобразие?

— Неизвестно. Может быть, десять дней, может быть, пятнадцать. Пока губернатор не уедет, будет «та же чаша и та же каша».[160]

Вижу, нет иного средства от зловредства этих демонов, как творить молитву: «Нет могущества и силы, кроме как у всевышнего бога!».

Досаднее всего было то, что мы уже увязали наши вещи и их пришлось снова распаковывать.

Потом я отправился на базар. Что я там увидел!! Невообразимая толчея и суматоха. С дикими кликами скачут на конях слуги губернатора и фарраши. Заметив верблюда, коня или мула, они хватают поводья или уздечку из рук хозяина и тащат животное за собой, а несчастные хозяева бегут следом. У меня потемнело в глазах от этого зрелища и закружилась голова. Вернулся я домой в состоянии крайней подавленности и тоски.

Юсиф Аму сказал:

— Улемы нашей веры написали о многих приметах, знаменующих появление в день страшного суда высочайшего вершителя всех дел, да увеличит аллах его радость, и мы все про это читали. Но среди них нет таких, как захват лошадей, верблюдов и мулов. Вот мы и увеличили свои познания в этой науке. Поистине, только руками разведешь! Среди бела дня на мусульманском базаре силой отнимают у людей имущество и, несмотря на очевидность злодейства, не находится никого, кто бы прислушался к воплям несчастных! Диво, да и только!

Итак, после всех этих огорчений я натянул аба на голову и, примостившись в уголочке, заснул. Проспал я недолго, меня разбудили громкие голоса. Поднявшись, я увидел, что возле дверей дома стоят два фарраша. Один из них спросил:

— Земляк, не вы ли вчера нанимали трех лошадей? Я ответил утвердительно.

— Где же лошади?

— Мукари не пришел, вот мы и оказались не при чем.

— Вы должны дать обязательство, — сказал он, что, если лошадей приведут, вы не поедете.

Вижу, он мелет какую-то чепуху.

— Что еще за обязательство? — рассердился я. — Мы и так отдали целых пятнадцать кранов. Наши карманы — не бездонная бочка.

Фарраши подняли крик и заявили, что они отведут меня к фаррашбаши. Подумав, что, если препираться с ними, они, пожалуй, схватят за воротник и силой потащат, я воскликнул:

— Во имя аллаха, что ж, идемте!

Я надел аба, и мы отправились в Нарин-Кале — резиденцию губернатора.

Вижу, Юсиф Аму также идет с нами. Как я его ни уговаривал вернуться домой, он не согласился и только сказал, что он не найдет себе дома места от беспокойства.

Когда мы прибыли в крепость, нас прежде всего повели к некоему человеку, назвав его «наибом».[161] Один из фаррашей шепнул ему что-то на ухо и ушел. Наиб повел нас еще к какому-то человеку. Это и был сам начальник полиции. Наиб тоже пошептался с ним.

Я был в крайнем смятении. Я подумал, что этим бесчестным людям ничего не стоит продержать меня здесь в тюрьме целый год, и кто услышит мои крики о помощи? Может случиться, что губернатор отдаст приказ отрезать мне уши и нос. Кто тогда вступится за меня, кто мне поможет? Всякий, кого душил ночью тяжелый кошмар, может до некоторой степени представить мое состояние, понять мой ужас и тревогу.

Фаррашбаши между тем с какой-то особенной, свойственной ему манерой, помедлив некоторое время, поднял голову и очень резко и грубо крикнул:

— Ну, человечишко, что же ты сделал с лошадьми?

— С какими лошадьми?

— С теми самыми, которые ты нанял вчера.

Стараясь держаться смелее и независимее, я громко закричал:

— Да понимаешь ли ты, что ты говоришь? Что я могу ответить на такой вопрос?

Фаррашбаши вскочил в страшном гневе и заорал:

— А ну-ка пойдем!