Дневник путешествия Ибрахим-бека

И ни один из почтенных купцов рта не раскрыл, чтоб возмутиться, чтобы крикнуть: «Что это за беззаконие!». Можно подумать, не дай бог, что творец создал людей только для того, чтобы они тянули на своей шее ярмо угнетения.

Но время шло, и на четырнадцатый день к нам, наконец, пожаловал возница, который где-то прятался во время этой суматохи. Увязав пожитки, мы тронулись в путь.

По дороге Юсиф Аму вдруг говорит мне:

— А помнишь ли ты случай, о котором рассказывал нам в Каире Ахмад Эффенди из Тебриза?

— Что за случай?

— Ахмад Эффенди рассказал вот что: однажды в Тегеране заболел какой-то генерал, и среди ночи послали фарраша за знаменитым врачом, чтобы он помог больному. Бедняга врач, поднятый среди ночи с теплой постели, явился к больному вельможе. Определив болезнь и приготовив лекарство, он пошел было обратно. Вдруг фарраш этого сиятельного генерала хватает его за воротник с требованием «чаевых». «Ага-джан, — говорит врач, — глубокой ночью я явился сюда, чтобы вылечить твоего хозяина, а мне ничего не заплатили за визит. Что же я могу тебе дать?». Но фарраш не отступал: «Не рассказывай сказки, я ведь не слуга твоего отца, давай-ка мне за услуги!». Врач поневоле возвращается к господину и докладывает ему: «Господин генерал, ваш слуга требует от меня за услуги, а я сам ничего от вас не получил». На это генерал отвечает: «Ах, хаким-баши,[162] ну и прохвосты эти фарраши! Дай ему какую-нибудь малость, чтоб отвязался».

— Так вот, тогда, — прибавил Юсиф Аму, — вы беднягу Ахмада Тебризи всячески поносили как лжеца и винили в том, что он не патриот. А вот теперь и стало ясно, что человек-то говорил правду. Теперь вы в этом убедились сами, когда и от вас потребовали за такие же «услуги».

— Молчи, бога ради, — воскликнул я. — Ни слова больше, с меня довольно и этих мучений!

Краткий вывод о путешествии в Ардебиль. В этой области люди имеют склонность к показным благочестивым беседам — в каждой лавке, в каждом доме только и слышишь то о каком-то муджтахиде,[163] то о неком шейх ал-исламе,[164] то о каком-нибудь имаме. С большим оживлением также беседуют о боевых буйволах. К примеру, говорят, что, мол, буйвол такого-то владельца потому оказался побежденным, что в глаза ему светило солнце. И почти все в разговорах мелят подобную чепуху. И никто даже не думает о жизни, о своей душе. Они проявляют полное небрежение к заботе об увеличении общественного богатства, к вопросам науки, они лишены великого чувства — любви к родине. Словом:

Мертвы, хотя как будто и живые,
Живут, но в сущности мертвы.

Итак, мы вдвоем в сопровождении возницы держали путь к городу Марага. К вечеру мы добрались до деревни Нар, что находится неподалеку от горного перевала Саин.

Между тем стал падать снег. Мы подъехали к дверям одного деревенского дома и попросили пристанища. Нам показали угол в конюшне.

Я сказал:

— Но невозможно же находиться вместе с животными! Дайте нам какую-нибудь комнату, мы заплатим за наем столько, сколько спросите.

Тогда нам ответили:

— Другого помещения у нас нет, мы сами вынуждены здесь жить.

Тем временем возница вскипятил немного воды в. кувшине, мы приготовили чай и поужинали вареной курицей.

Снегопад продолжался до самого утра, и снег покрыл землю больше чем на ползара. В Египте мне никогда не случалось видеть снег, да и здесь я встретился с ним впервые, и зрелище это меня потрясло. Все дороги были занесены, и мы решили переждать еще день. А ночью пришло известие, что неподалеку от перевала сбился с пути из-за снегопада какой-то караван и остановился, побросав свои товары. Два человека и двадцать вьючных животных были заметены снегом и погибли.

Итак, в ожидании, пока перевал снова станет доступным, мы целых четырнадцать дней оставались жильцами и соседями животных в маленькой конюшне.