— Брат написал мне из Египта о всех обстоятельствах вашей жизни, о том, как вы любите иранцев и душою болеете за них, — сказал хозяин. — Он сообщил также цель вашего путешествия, но теперь говорит: «Увы, лучше бы ему не ездить в Иран и не видеть того, что он там увидит! Боюсь, что, вернувшись, он еще больше будет печалиться о своей родине».
— Что же делать? — вздохнул я. — Это моя родина, и я должен был увидеть ее. Я даже намеревался, найдя в Мешхеде или Тегеране подходящее для себя место, купить дом и навсегда поселиться на родной земле.
— Ну и как, нашли вы такое место?
Тяжкий стон вырвался у меня из груди, и я покачал головой.
— Почему вы вздыхаете? — спросил он.
— Это непроизвольно, а причин для вздохов слишком много.
— Итак, — продолжал хозяин, — что же вы здесь видели?
— Я видел и то, что нужно, и многое из того, что не следовало бы видеть. И не видел лишь того, что было моей основной целью.
— А какая у вас была цель?
— Увидеть школы, которые я считаю залогом счастья и процветания страны. В наше время мощь страны, величие нации и благоденствие народа связаны с просвещением.
Так мы беседовали, пока нас не известили, что ужин подан. Мы уселись вокруг скатерти, поужинали, затем выпили по пиале чая.
— Вы ведь еще не отдохнули от трудностей пути, — сказал нам потом хозяин дома. — Ступайте теперь спать.
Это было своевременное предложение, и как только нам постелили, мы крепко уснули.
Поутру, встав и напившись чаю, мы проводили нашего уважаемого друга на базар, побродили там по лавкам и потолковали с купцами.
Наш хозяин предложил нам прогуляться вместе по городу, и мы с готовностью согласились.
Мы подошли к караван-сараю купцов. Здание это было солидно и красиво. Уже по первым моим наблюдениям я понял, что торговля в этом городе — основное занятие и что почти все жители так или иначе связаны с ней. Но много ли в этой торговле смысла, если все товары сплошь иностранные. Отечественных товаров не было видно совсем, только в дальних углах базара торговали табаком, хной, хамаданскими ситцами, йездскими чадрами и полотном из Наина.
С большой горечью подумал я о том, что уже многие годы европейские дьяволы с помощью своей науки и промышленности выжимают деньги из этой страны.
— Брат, — сказал я, — хотя я не видел как следует вашей области, но по скоплению торговцев и количеству снующих покупателей сужу, что город ваш велик. А теперь скажите мне, есть в вашем городе какие-нибудь компании или солидные торговые фирмы?
— Ничего подобного и в помине нет.
— Но это удивительно! — заметил я. — В таком крупном городе, и нет компаний! Сейчас не то время, когда дело могли двигать мануфактурщики, галантерейщики да бакалейщики. Что же дальше будет с торговлей? Почему этим людям, имеющим столько торговых связей с заграницей, не объединиться в компании и большие фирмы?
Он сказал:
— Да вы не знаете тебризцев — им красная цена грош в базарный день! Если между ними когда и заведутся какие-то суммы денег, чтобы они, собравшись впятером, могли выделить руководителя и сообща предпринять большое дело, то все равно никто из них не подчинится другому. Вот поэтому они лишены благости больших начинаний и закрывают перед своей родиной путь к прогрессу. Некоторое время тому назад несколько человек вроде бы объединились и создали какое-то общество. Но из-за стремления к главенству, которое никому из них не давало покоя, между ними возникли разногласия, и через четыре года общество распалось. Только один из них решил быть твердым и принял на себя все паи и обязательства, но прошло короткое время, и он тоже бросил все дела, так как совершенно ясно, что один не может нести на своих плечах ту ношу, что по силам только десяти.
После этой небольшой прогулки мы вернулись домой ужинать.
— А как обстоят у вас дела с финансами? — спросил я его за ужином.
— Ох, и не спрашивайте! — ответил он. — Хуже некуда!
— Отчего же?
— На это есть тысяча причин. Но самое худшее из них — медные деньги и вопиющая разница в достатке разных групп населения. Ремесленники и беднота совершенно нищи, и дома их разорены. В довершение всего, ты видишь, каковы нынче и серебряные деньги — за четыре с половиной тумана дают всего лишь одну лиру, а завтра за нее потребуют и все пять. Сущий хаос! Невозможно подсчитать все убытки и разор, которые терпят бедные купцы, особенно те из них, что связаны со Стамбулом и городами других иностранных государств.
Я сказал:
— Должно быть, в Тебризе много состоятельных купцов?