Дневник путешествия из Тоса (Тоса никки)

Хоть говорят,
Что здесь — края,
Где даже иней не ложится.
Но видишь: среди волн
И снегу навалило…[29]

Итак, со дня посадки на корабль минуло уже двадцать пять дней.

День 17-й. Тучи, закрывавшие небо, исчезли, лунная ночь перед рассветом изумительна, и корабль выводят на веслах в море. В это время заоблачная высь и дно морское стали как бы чем-то одним. В самом деле, муж древности оказал как будто так: "Толкает шест луну на гребнях волн, корабль собою давит небо под водою"[30]. Мне приходилось слышать об этом только вскользь. А один человек прочел стихи:

Плывем на веслах
По луне,
Что под водой видна.
Неужто судовым багром
Коснемся лавра[31]

?!

Услышав их, другой человек прочел:

Когда смотрю на отраженье,
Мне бывает грустно
Переплывать на веслах
Через небо.
Что далеко под волнами морскими.

Пока они так переговариваются, мало-помалу светает, и корабельщики говорят: "Как внезапно нашли черные тучи. Должно быть, подует ветер. Повернем-ка корабль". Судно поворачивает назад. Тем временем начинается дождь. Совсем грустно.

День 18-й. Все на том же месте. Море бушует, поэтому корабль не отправляют. Эта стоянка — смотри с нее хоть вдаль, хоть на близкое расстояние — очень живописна. Однако мы так переживаем, что не можем ни о чем думать[32]. Мужчины, должно быть, произносят стихи на китайском языке — для поддержания духа, что ли! Корабль не отправляют, всем скучно, и вот один человек читает стихи:

На берег моря,
О который разбивается волна,
Не зная срока,
Круглый год валит
Все снег да снег — из белой пены.

Эти стихи сложены человеком, не привыкшим к стихосложению. А другой человек читает:

На берегу морском,
Где ветер гонит волны,
Белеют лишь одни цветы.
Но в них и соловей
Весны не распознает.

Услышав, что стихотворения эти недурны, старец, почитавшийся на корабле за главного, чтобы развеять многодневную тоску, прочел:

Когда встающих волн
Коснется ветер,
Их разбивая, словно снег или цветы,
Он одного лишь хочет
Обмануть людей…

Один человек, внимательно послушав, что другие говорят обо всех этих стихах, тоже сложил стихотворение. Слогов в его стихах оказалось семь сверх тридцати. Никто не мог удержаться, все расхохотались. Вид у стихотворца очень неважный: но он знай твердит свое. Захочешь повторить — и не сможешь. Хоть и запишешь, да правильно никак нельзя будет прочесть. Их даже сразу произнести трудно, тем более, как это сделаешь потом?

День 19-й. День плохой, поэтому корабль не отправляют.

День 20-й. То же, что и вчера, и корабль не отправляют. Люди все сокрушаются и сетуют. Всем трудно, беспокойно на сердце, и все только и делают, что считают, сколько прошло дней: "Сегодня сколько дней?" "Двадцать!", "Тридцать!", — наверное, даже пальцам больно. Очень уныло. Ночью никак не уснуть. Взошла луна 20-й ночи. Краев гор там нет, и она вышла прямо из моря. Не такой ли была луна, на которую смотрели в старину, когда человек по имени Абэ-но Накамаро[33] собрался возвращаться домой после поездки в Китай? Говорят, что в том месте, где он должен был садиться на корабль, жители той страны "направляли храп его коня" и, печалясь о разлуке, сочиняли тамошние китайские стихи. И, как видно, никак это не могло им наскучить, потому что оставались они там, пока взошла луна 20-й ночи. Луна та взошла прямо из моря. Глядя на нее, господин Накамаро произнес: "В моей стране подобные песни со времен богов слагали боги, ныне же и высокородный, и средний, и низкий люд слагает их — и печалясь о разлуке, подобно нам, и тогда, когда радуется и когда горюет". И, оказав так, сложил песню:

Смотрю недвижно вдаль,
В голубизну равнины моря,
Не эта ли луна
Взошла из-за горы Микаса,
Что в Касуга?!

Но тут он подумал, что вряд ли люди той страны понимают смысл стихов[34] на слух, и записал их знаками мужского письма[35], а человеку, обученному нашему языку, разъяснили их на словах. Тот, видимо поняв смысл этих стихов на слух, поражен был сверх всякого ожидания. Хотя в Китае и в нашей стране языки и различны, но свет луны всегда одинаков, поэтому, наверное, и сердца у людей одинаковы. И вот теперь один из нас, вспомнив о своем предшественнике, сложил такую песню:

Луна в столице
Смотрела из-за гребней гор.
А здесь она,
Поднявшись из волны,
За волны и заходит.