Дневник Распутина

Впрочем, возвращаясь к истории Григория Ефимовича Распутина, отмечу факт, не подлежащий ни малейшему сомнению: жизнь и судьба сибирского странника уже более ста лет привлекают повышенное внимание историков и публицистов разных стран.

Действительно, Гр. Распутин волею истории стал символом последних лет существования Российской империи, своеобразным «предтечей» революционных потрясений, навсегда уничтоживших самодержавно-монархическую государственность вместе с ее последним носителем. В контексте этой социальной трагедии и рассматривались обычно деяния Гр. Распутина – «Друга Царей», почитавшегося императрицей Александрой Федоровной, вхожего во дворец, пользовавшегося там славой «пророка» и «чудотворца».

О том, как относиться к этой славе, как ее оценивать, писали и говорили чрезвычайно много. Вскоре после падения самодержавия, уже весной 1917 г., о Гр. Распутине начали издавать многочисленные статьи, брошюры и даже книги. Это были грязные пасквили, в которых сибирского странника называли развратником и даже «любовником императрицы»; человеком, «самодержавно» вершившим государственные дела в пользу военных врагов России – немцев; сектантом-хлыстом и т. д. Большинство современников Гр. Распутина, писавших о нем в 1917 г., были настроены к «старцу» не только непримиримо (что вполне можно понять), но и изначально пристрастно (что также можно понять, но согласиться с чем – нельзя). И при жизни бывший для многих человеком-легендой, после гибели Гр. Распутин окончательно превращается в миф, историческая достоверность уступает место сказке. Реальные события переплетаются с вымыслом, правда замещается выдумкой, а личность растворяется в слухах о ней самой.

Чрезвычайно верно написал об этом современный культуролог А. М. Эткинд. «Историю Распутина, – замечает он, – написать почти так же трудно, как написать историю царя Энея или историю Иванушки-дурачка. Можно написать историю вымысла, и невозможно написать историю фактов, которых почти нет»[56]. Обративший на указанное обстоятельство исследователь, вспоминал слова русского мыслителя В. В. Розанова, одного из немногих, кто в начале XX века пытался беспристрастно говорить о феномене Гр. Распутина. В. В. Розанов подмечал, что «странник» (так он называл Гр. Распутина) «утонул в море анекдотов» о самом себе, а чем выше гора анекдотов, тем они становятся более необъяснимыми[57]. «Анекдот» становится силой страшной серьезности, «история Распутина» замещается «историей с Распутиным». Последняя, в свою очередь, может рассматриваться уже как предмет научного исследования.

Значит ли это, что собирать и систематизировать материалы, связанные с конкретными событиями в жизни Гр. Распутина – занятие бесперспективное?

Нет, так ставить вопрос было бы ошибочно. Но есть факты – и факты. Одно дело – «историческая реконструкция» жизни исторического героя, другое дело – анализ восприятия этой жизни современниками и потомками. Чем крупнее личность, чем она известнее, тем проблематичнее «анализ восприятия». Часто получается так, что через биографию известного деятеля прошлого потомки пытаются понять и оценить ту эпоху, в которой он жил. А понимание прошлого часто зависит от различных «неисторических» моментов, прежде всего от идеологии. К примеру, в Советском Союзе считалось единственно правильным подходом к истории России времен Николая II не только критиковать имперские власти, но и говорить о «вырождении» династии, карикатурно изображая и самого царя, и ближайшее к нему окружение.

Такой подход предполагал и однозначно отрицательную характеристику Гр. Распутина, причем не столько как личности, сколько как «символа». При случае цитировались слова В. И. Ленина, сказанные им в марте 1917 г. (курсив мой): «Первая революция и следующая за ней контрреволюционная эпоха (1907–1914) обнаружила всю суть царской монархии, довела ее до “последней черты”, раскрыла всю ее гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки с чудовищным Распутиным во главе ее. все зверство семьи Романовых – этих погромщиков, заливших Россию кровью евреев, рабочих, революционеров, этих “первых среди равных” помещиков, обладающих миллионами десятин земли и идущих на все зверства, на все преступления, на разорение и удушение любого числа граждан ради сохранения этой своей и своего класса “священной собственности”»[58].