Не следует забывать также и о другом: в представляемом на суд читателя «Дневнике» есть свидетельства, которые не могли выдумать штатные советские «фальсификаторы». Например, сюжет о том, что Гр. Распутин говорил о том, что у людей «нервных» (то есть гемофиликов) кровь останавливается, ежели их «успокоить»: на возможности подобного «успокоения» медицинская наука обратила внимание только в 1920-е гг., то есть после того, как «Дневник» был уже составлен и переправлен в архив. Было бы чрезвычайно интересно узнать о тех «учёных медиках», кто мог бы, «прибыв на машине времени из будущего», сообщить об этом открытии от имени «сибирского старца» в данном «Дневнике». Да и реальные истории, связанные с Гр. Распутиным (из тех, что попали в «Дневник»), вряд ли могут служить доказательством того, что его составители были «агентами новой власти», целенаправленно занимавшимися по газетам и журналам повременной прессы изучением слухов и сплетен о Царском Друге лишь для того, чтобы составить его «обвинительный список».
Вообще, следует помнить, что начало 1920-х гг. – время, когда решалась судьба России. И тот, кто составлял «Дневник», вряд ли делал это сугубо «из любви к искусству».
Но какова была конечная цель этой интереснейшей «заготовки»?
Не станем преждевременно искать ответа на этот вопрос. Лучше внимательно прочитаем сам текст этого «Дневника». Быть может, непредвзятое чтение поможет нам лучше разобраться и в распутинском «мифе», и в каких-то нюансах жизни главного героя «мифа»…
В конце концов, максимализм далеко не всегда является лучшим стимулом к пониманию того, что мы обыкновенно называем принципами «историзма» и «объективности», часто забывая банальные, но от этого не становящиеся менее важными, констатации: история – это прежде всего наука о человеке, а не о вещах и явлениях. Sapienti sat!
Григорий Распутин, хотя и писал с трудом, оставил после себя многожанровое рукописное наследие – короткие записки, письма и дневники
Слухи о том, что в Тобольской губернии «объявился великий пророк, прозорливый муж, чудотворец и подвижник по имени Григорий», пошли по Петербургской духовной академии еще в конце 1902 г. В следующем году Распутин прибыл в столицу, где довольно быстро заручился поддержкой со стороны ведущих церковных авторитетов: Иоанна Кронштадтского, Сергия Страгородского и архимандрита Феофана.
Вероятно, именно таким увидели «старца» Николай II и Александра Федоровна в момент знакомства, случившегося в разгар революционного натиска на самодержавие. 1 ноября 1905 г. царь записал в своем дневнике, что в этот день познакомился «с человеком Божиим – Григорием из Тобольской губ[ернии]».
Распутин с полковником лейб-гвардии Павловского полка, штаб-офицером для поручений при Царскосельском дворцовом управлении Д. Н. Ломаном
Попытки Григория подготовиться к священническому сану окончились неудачей: «Священнику надо много учиться… А я не могу… У меня мысли, что птицы небесные, скачут, и я часто не могу совладать с ними…» – признавался он. В то же время очевидцев поражало «серьезное знакомство Распутина со Священным Писанием и богословскими вопросами», а также его умение свободно толковать Библию и «вдаваться в дебри церковной казуистики»
Распутин, епископ Гермоген и иеромонах Илиодор. Поначалу эти два видных церковных деятеля-черносотенца оказывали Распутину активную поддержку, но с конца 1911 г. превратились в его яростных противников
«Душа очень скорбит, от скорби даже оглох. Бывает на душе два часа хорошо, а потом неладно… Да потому… [что] неладно творится в стране, да проклятые газеты пишут обо мне, сильно меня раздражают, придется судиться…»
Распутин с крестьянами села Покровское. В молодости он имел репутацию пьяницы и дебошира. Но, став знаменитым, принялся укреплять свой авторитет среди односельчан. Выхлопотал у царской семьи 5 тыс. руб. на строительство в Покровском церкви; регулярно жертвовал деньги на общественные нужды, строительство и ремонт зданий; помогал бедным жителям
Распутин со своими почитателями (Английский пр., д. 3, кв. 10).