Через несколько минут после его ухода воротилась хозяйка, а вслед за ней прибежал замковый Сехин звать нас на погрузку.
Старики проводили нас до самой автомашины и тепло простились с экипажем еще раз, пожелав всем остаться живыми. Они попросили меня непременно писать им и, если доведется кому из нас оказаться в их краях, заходить к ним запросто, как к отцу с матерью. Растрогавшись, мы долго махали им из кузова пилотками.
В 22 часа прибыли в Умань, с большим трудом отыскали место, где можно было бы до утра приклонить голову. Жилье это представляло из себя комнату на втором этаже кирпичного дома с разрушенным первым этажом и лестничной клеткой.
Наверх мы поднялись по шаткой деревянной времянке без поручней и улеглись спать на полу, устланном соломой, которая служила постелью и всем многочисленным обитателям этой квартиры – женщинам и детям.
Путешествие наше продолжается. Ехали через Райгород, в 15 часов переправились по наведенному понтонному мосту через Южный Буг и очутились в Винницкой области. В 18.00 прикатили в Тульчин, где сделали остановку, так как здесь назначен пункт сбора и нужно ждать еще какие-то машины нашего полка. В домах и хатах быстро нашлось место всем... Мы с командиром облюбовали аккуратный деревянный домик на зеленой окраинной улочке. Городок здесь утопает в зелени. Хозяйки, две женщины, старушка с дочерью средних лет, приняли нас очень радушно, накормили и предоставили в наше распоряжение высокую и пухлую от перин, сияющую ослепительной белизной кровать с пирамидой подушек, от которой я категорически отказался, мысленно представив себе, какими будут к утру простыни и подушки. Николай же сразу после ужина, как только женщины удалились в другую комнату, решительно разделся и нахально плюхнулся в пуховую благодать.
Здесь, за Бугом, у границы румынской все сохранилось гораздо лучше, чем в других областях Украины, где пришлось мне побывать. Во всяком случае достаток у местных жителей чувствуется больше. Может быть, это потому, что здесь, в так называемой Транснистрии, управляли трусоватые хозяева-румыны, не забывающие, чье сало кошка съела, а возможно, и по той причине, что война в этих местах прокатилась – на восток и в обратном направлении – быстро.
Поднявшись часов в шесть, выходим с Николаем на улицу. Солнце, радостно сияя, уже развернуло на ярко-голубом небосводе гигантский веер золотистых, с нежно-розовым отливом, ласковых и теплых лучей. Перламутром горят росинки на изумрудной траве, в пазухах листьев. Впереди раскинулась балка, вся в зарослях, одетых дымчато-сизой издали молодой листвой. Рощица наполнена птичьим многоголосием.
Выйдя из проулка за крайнюю хату, увидели невдалеке танк без башни. Он стоял на зеленом холме правильной овальной формы, с покатыми склонами. Очертания корпуса машины показались мне какими-то странными и в то же время знакомыми. Подходим ближе. Да это же наша славная бетушка! Ты сказала свое веское слово в боях на Хасане, и у Буир-Нора, и на реке Халхин-Гол, надолго отбив у распетушившихся японских самураев охоту проверять прочность наших дальневосточных границ; ты участвовала в освободительном походе в Западную Белоруссию и Западную Украину и, как ни трудно было на Карельском перешейке в памятную суровую зиму 1939/40 года, заставила белофиннов с уважительной опаской относиться к тебе. А в грозном сорок первом своею тонкой бронированной грудью и легкой сорокапяткой мужественно встретила обнаглевшего от безнаказанности и самоуверенного, бесчисленного, как саранча, и вооруженного сверх зубов врага. Не на тебе ли воевали и те три танкиста, «не про них ли песня вся»? Хорошая песня.
Обезглавленный зеленый БТ-9 был темней, чем молодая зелень травы, дружно идущей в рост. Он замер, развернувшись лбом в сторону границы, с захлопнутым люком механика-водителя. Медленно обошли мы танк кругом. Башни его нигде поблизости не видно. Должно быть, увезли немцы на переплавку. Нет и левой гусеницы. Сквозь отверстия в рыжих от ржавчины траках правой гусеницы, вдавленной в землю, проросла уже в третий раз новая трава. Надмоторная броня совсем снята. В моторном отделении просторно: человек может протиснуться между двигателем и бортовой броней.
Ах ты, милая наша «броня крепка»! Ты достойно, судя по твоей боевой позе, встретила свой смертный час. Где же теперь твой экипаж? Твои три танкиста? Сложили свои буйны головы в том неравном, смертельном июньском бою или позже, на горьких и трудных дорогах отступления? А может быть, назло всем смертям, остались живы и сейчас преследуют ненавистного врага на новых, грозных машинах, угощая его и в хвост и в гриву? Много воды утекло почти за три года войны, и всякое могло случиться...
К полудню прибыли мы в Вапнярку (железнодорожная станция и поселок, где дислоцируется наш полк) и доложились начальству.