Николая усадили лицом к освещенному вешним солнцем окну перед снятым со стены древним хозяйским зеркалом, в котором, хотя и очень смутно, все же отражалось человеческое лицо. Вместо хрустящей салфетки, перекинули с плеча на плечо новенькое вафельное казенное полотенце. Жора принес с кухни котелок с горячей водой, старшина Иван Иванович мастерски «довел» бритву, а Ефим Егорыч взбил в граненом зеленого стекла стакане белоснежную пену и густо намылил хмурое Колино лицо. Сидя на лавке у стены, наблюдаю за священнодействием и тоже молча хмурюсь. Время от времени то в одном, то в другом конце комнаты раздается тяжелый вздох. Но вот последний клок мыльной пены исчез с верхней губы наказуемого. Николай утерся намоченным краем полотенца – и мы ахнули, увидев, вместо привычного усатого, немного сурового бледного лица, очень юное, почти мальчишечье, слегка растерянное, с порозовевшими от бритья щеками.
Выехали на переформировку. Хозчасть наша, как это заведено, готовясь к переброске полка в тыл, еще в Молдавии запаслась несколькими коровами и здоровенными кабанами, мукою, крупами и постным маслом. За Бугом все очень дешево: откормленного борова, например, отдают за «красненькую», то есть за тридцатирублевую бумажку, на которую в России сейчас ничего не купишь. И мы, по достоинству оценивая старания хозчасти, великодушно прощаем ей все старые грехи, зная, что эти запасы очень нас выручат во время нашего пребывания под Москвой.
Едем по Московской области. Не задерживаясь, проносимся мимо Малоярославца (осталось чуть больше пятидесяти километров до места), потом мимо Наро-Фоминска – предполагаемого пункта назначения. Нас продержали недолго на станции Москва-II и начали катать по Окружной железной дороге. Вот проплыл укрепленный Новодевичий монастырь, Москва-река в граните, замелькали знакомые названия: Соловьевы горы, Серебряный Бор, Владыкино.
Значит, опять нас везут на старые места.
Полк разместился в одноэтажных домах в Мамонтовке.
Разумеется, за два-три перегона до этой станции дошлые хозяйственники оперативно сгрузили скот, и добровольцы пастухи из солдат на рысях угнали животных в лес, подальше от бдительных интендантских очей, коими славятся инспектора из Центра формирования тяжелых самоходных полков. Помня предыдущую зимнюю переформировку, одобряю в душе предусмотрительность и военную хитрость полковых кормильцев.
Выдали наконец деньги. Мы сразу же кинулись в «киносарай» (так метко окрестили наши ребята здешний кинотеатрик, совершенно запущенный за годы войны, грязный и облезлый) смотреть «Сокровища Ценского ущелья».
В полку была лекция о международном положении, на которой мы лишний раз убедились в том, что союзники наши – наглецы высшей пробы...
Вечером состоялось комсомольское собрание батареи. Меня избрали комсоргом.
Утром приезжал фотограф. Все фотографировались. Ради этого события мне пришлось вчера самому перешивать отложной воротник командирской гимнастерки старого покроя на стоячий – под погоны.
Только 23-го вечером сменился и снова заступаю караульным начальником. Ворчи не ворчи, а офицеров-то мало.
Второй день, как живем в 7-8 километрах от Загорска, в лесу, где сами вчера разбили палаточный лагерь. Разместились поэкипажно. С утра расходимся на занятия по специальностям; после обеда, если не в наряде, приятно бездельничаем: пишем письма, читаем свежие газеты и зачитываемся редкими в походном быту книгами, в большинстве своем истрепанными донельзя.
Смотрел кинофильм «Радуга» в Птицеграде. Городок этот лежит на полпути от нашего расположения до Загорска. На сеансе было много девчат – студенток здешнего учительского института, но познакомиться толком с ними и тем более поделиться впечатлениями о картине никто из нас не успел, так как сразу же после окончания фильма нас усадили в грузовики и увезли в лес.