Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152

А Нил тем временем уже медленно спустил машину в воду и аккуратно ведет через знакомый брод. Все идет хорошо, но, преодолев самое глубокое место, наш водитель чуть-чуть потянул за правый рычаг, желая направить самоходку к дорожной насыпи под более удобным углом. И тут едва не стряслась беда. Левая гусеница пробуксовала, и ИСУ остановилась «по пояс» в речке, среди покачивающихся на волне широких листьев кувшинок и стеблей камыша. Жарче всех сейчас, должно быть, Нилу, молча потеющему за рычагами. Мысленно вцепившись в рычаги, потею и я – из солидарности. Над переправой одна за другой свистят болванки, но пока что выше нашей башни.

Нил врубает заднюю передачу. Рывок – машина немного сдвинулась. Еще рывок – еще метр-полтора. Одновременно   водитель сумел развернуть самоходку почти перпендикулярно к насыпи. Теперь осталось попробовать вылезти на дорогу. Все сейчас зависит от искусства механика-водителя – лучше не вмешиваться. Нил включает замедленную, дает малый газ, постепенно прибавляя обороты. Скрежеща гусеницами по камням, лежащим на вязком дне, машина медленно поползла вперед. Возле берега, где почти у самой воды начинался откос дорожной насыпи, самоходка снова забуксовала, но водитель (ему больше нечего было делать) еще прибавил газу, и тяжелая громадина, натужно ревя, вылезла из речки, вся забрызганная грязью и обвешанная водяными растениями, оперлась на откос сначала ленивцами, а затем первой парой опорных катков. Почувствовав наконец твердую опору, ИСУ вздыбилась, с ревом карабкаясь вверх. У всех нас отлегло от сердца...

Вдруг резкий удар в корму – и светящиеся красные искры брызнули внутрь башни под полуоткрытую крышку квадратного люка, пружинисто покачивающуюся на своем торсионном валике, головокружительный звон наполнил уши... Однако ничего страшного не произошло, и наша машина не задерживаясь ходко выбралась на шоссе. Нил плавно убрал газ, и самоходка мягко плюхнулась гусеницами на асфальт. Водитель развернул ее влево, включил первую ускоренную и газанул. Запоздало свистнула еще одна болванка. Метрах в ста от моста, близ дороги, одиноко притулился кирпичный дом. Когда машина поравнялась с ним, приказываю Нилу остановиться и развернуться в сторону зловредной высоты. С наслаждением выпустив по ней несколько снарядов, возвратились к своей батарее, то есть к машине А. Положенцева. На Федотова мы с Нилом даже смотреть не могли: обиделись до смерти.

Комбат, не обращая внимания на наши надутые лица, подошел к нам и, улыбаясь, растолковал, что это была разведка боем и что батарея с поставленной задачей успешно справилась. И еще добавил, что мы счастливо отделались и он рад нас видеть, и обнял нас за плечи.

Поостыв и поставив машину в общий ряд, мы всем экипажем полюбопытствовали, как нас «приласкал» фриц, когда мы показали спину. Болванка ударила в наклонный лист кормы под острым углом, чуть выше левого буксирного крюка, и отскочила рикошетом, оставив на броне след – большую продолговатую вмятину около тридцати миллиметров глубиной.  

Срикошетив, снаряд задел «ухо» левого буксирного троса и «прокусил» его почти до середины. «Ухом» у нас попросту называют коуш, то есть отлитую из броневой стали петлю на конце троса. Произошло это переименование, по-видимому, из-за того, что коуш действительно напоминает ухо какого-то животного, а еще, может быть, и по той причине, что непонятное английское слово «коуш» непривычно для слуха.

Вскоре после нашего возвращения примчалась откуда-то с левого фланга, тоже с берега, тридцатьчетверка с 85-миллиметровой пушкой. Экипаж на ней состоит теперь из пяти человек, тогда как на тяжелом ИС-1 – из четырех. Танк остановился под придорожными ивами. Ему проломило болванкой правый борт, трех ребят из экипажа ранило, причем одного – тяжело. Танкисты вытащили раненого товарища из машины и усадили в тени, прислонив спиною к опорному катку. Бледный, без кровинки в лице, раненый (ему перебило кость на правой руке, выше локтя) хрипло и монотонно бормотал: «Спа-ать... спа-ать...»

Санлетучки ни у тридцатьчетверочников, ни у нас в эту минуту поблизости не оказалось. Первую помощь раненому оказали сами: влили в рот стакан водки, чтобы притупилась боль, наложили тугую повязку выше раны, гимнастерку использовали вместо косынки...

Через несколько минут всех привлекло новое событие. Подкатил пыльно-серый бронетранспортер из этой же танковой бригады, и разведчики вытолкнули на лужайку посреди боевых машин солдата в ненавистной голубовато-зеленой форме.

Люди, находившиеся вблизи, подошли и стали полукругом, разглядывая пленного. Немец дрожал всем телом.

Пришел рослый и грузный майор из бригады (он был без комбинезона), хмуро взглянул на пленника и начал неторопливо расстегивать кобуру...

– Пане! Пане коханы! Не стжеляй! – завопил вдруг тот, падая на колени и подползая к ногам офицера. – Я естем поляк! Сувалки! Сувалки!

Омерзительно смотреть на пресмыкающегося человека, даже если это враг.

Майор, услыша польскую речь, опустил от удивления пистолет.