По радио кто-то поймал сообщение о позорном «параде» фашистских вояк, крепко побитых в Белоруссии этим летом. 57 тысяч гитлеровских солдат и офицеров, в том числе и генералы, продефилировали под конвоем по центральным улицам Москвы при огромном стечении народа. Давняя бредовая мечта бесноватого фюрера наконец осуществилась… с помощью советского солдата.
Всю ночь продолжаем скрытую работу на реке. К утру все готово. Потери ни одной.
Вечером получили приказ на наступление. Перед рассветом на немецкий берег переправилось, укрываясь за теми же сваями, отделение автоматчиков с помпотехом батареи Анатолием Горшковым. Бойцы бесшумно выползли по береговому откосу наверх и заняли удобные позиции, чтобы прикрыть в случае надобности гвардии техника-лейтенанта. Вскоре началась наша артподготовка; особенно сильно гремело на севере, должно быть под Островом. 3-й Прибалтийский перешел в наступление, и наша 1-я Ударная армия, которой мы приданы, впереди.
Как всегда, в минуты ожидания атаки время течет страшно медленно, но вот в километре выше намеченной переправы во всю мощь загудели тягач и тракторы, спрятанные в складках местности. Тот берег тотчас отозвался бешеным огнем.
А у нас здесь почти тихо. Настал наш черед. Наверное, Горшков сидит уже на корточках у самой воды, точно между двух сухих береговых свай, накрывшись плащ-палаткой, и держит наготове перед грудью свой трехцветный трофейный фонарик — предмет нашей всеобщей зависти. Что же он медлит? Скорей бы уж! И вот засветилась на черном фоне чужого берега маленькая красная точечка. Пора! Самоходки головной батареи поочередно заводят двигатели и на малом газу, медленно, осторожно спускаются к реке, въезжают на сваи и черепашьим шагом переползают по ним на тот берег. Горшков, весь подавшись вперед, неотрывно следит за гусеницами каждой машины, вовремя кивая механику фонариком влево или вправо. Уже пять самоходок благополучно переправились, и в моих наушниках раздается: «Заводи!» Напряженно всматриваюсь в длинные ряды свай над водой, более светлой там, где на нее не падает тень от берега. Хоть бы не сверзиться: перегородишь дорогу всему полку. Пожелай мне, Лидушка, ни пуха… Красный глазок на том берегу ободряюще мигает. Поехали! Над рекою перекрещиваются в звездном небе трассы, слева и справа бредут или плывут пехотинцы, держа оружие над головой. Вижу их краем глаза, но отвлекаться нельзя: надо все время смотреть на цепочку свай и ориентироваться на красную точку. Наконец Рубикон перейден.
Еще заканчивала переправу последняя — четвертая — батарея, как взлетела сигнальная ракета. Тотчас густо взревели моторы, и машины вылезли из-под берега на широкий, белесый от росы луг. Разворачиваясь на ходу в боевой порядок, они устремляются к округлым, с мягкими очертаниями холмам, молчаливым и таким мирным издали. Но уже засверкали на их серых склонах частые вспышки выстрелов. Теперь и мы видим цели. Едва развернулась наша вторая батарея, в первой уже оказалась подбитой одна машина, попавшая под перекрестный огонь. Пока фашисты с остервенением расстреливали ее, почти два десятка самоходок вышли на прямую наводку и начали поражать огневые точки. Артиллерийская дуэль разгоралась. Наши машины маневрируют в рассветном сумраке, стреляя с ходу. Вот недалеко от нас крутнулась на месте и остановилась еще одна самоходка. Наверное, гусеница. Это ничего.
Спустя минуты три сзади зашипело, зафыркало, низко над нами в бледном утреннем небе стремительно пронеслись огненные хвостатые птицы. Склоны холмов озарились яростными всплесками разрывов, задрожала земля, полетели во все стороны искры, загорелись кусты и даже трава. Это ударили с нашего берега, помогая нам, «катюши». А самоходки уже под холмами, у самых немецких укреплений, и бьют в упор по орудийным окопам, по дотам и блиндажам. Высоко взлетают вверх земля, обломки бревен, тела врагов. Скоро все было кончено. Атака длилась не более получаса, а готовилась двое с половиной суток.
Девятнадцать тяжелых машин перевалили через высоты. За холмами, которые с восходом солнца превратились из серых в зеленые, перестрелки уже не слыхать. Захваченные врасплох неожиданной и дружной атакой самоходного полка, подавленные огнем его 152-миллиметровых орудий, фашисты бежали с позиции, побросав все, что у них уцелело. Позади кое-где раздавались трескотня автоматов и негромкие взрывы гранат. Предоставив пехоте выкорчевывать то, что, не успев удрать, попряталось под землю, мы не задерживаясь поспешили по пятам отходящего противника.
Останавливаемся только поздним вечером, чтобы подождать свою пехоту, которая не замедлила явиться, да еще и с подарками — трофейным шнапсом и шоколадом. Солдаты очень довольны, что ползать под огнем им почти не понадобилось и потери в ротах невелики. Как же было не выпить за успешное взаимодействие и еще за то, чтоб почаще были такие удачи.