Дневник самоходчика

Обстановка обыкновенная: позади — совхоз, впереди — лес с противником, посредине — «ничья» поляна, где лежат вперемежку убитые солдаты, наши и чужие. Наших больше, и на одном из них, упавшем на левый бок, лицом к ельнику, а спиной к нам, горит одежда; легкий ветерок то гасит, то снова раздувает пламя. До убитого всего-то десятка четыре метров, и в смотровую щель хорошо видна выцветшая на спине и плечах гимнастерка и спирали обмоток на ногах. Вдоль околицы, немного позади, — наши машины; возле самой изгороди полудугой тянутся неглубокие окопы с пехотой. Справа от моей самоходки, метрах в ста, стоит перед окопом машина из другой батареи и часто стреляет вправо по лесу. Комбату захотелось узнать, кто там так развоевался и что в своем секторе видит.

— Кто установит с ним связь? — вопрошает старший лейтенант.

Ребята переглядываются. Минометный обстрел продолжается, хотя и не так интенсивно. Вполне возможно связаться по рации или голосом, подъехав вплотную к той машине.

— Разрешите мне! — обращаюсь к Березовскому. Какой-то бес неудержимо подталкивает меня на лихачество.

Комбат с удивлением смотрит в мою сторону. Интересно, выпустит ли он под огонь механика-водителя? Весь подобравшись, дожидаюсь ответа.

— Действуйте, — нимало не колеблясь, разрешает комбат.

Выскальзываю через квадратный люк на моторную броню, затем сползаю по наклонной корме на землю и, переждав очередную серию разрывов, стремглав мчусь к беспокойной самоходке, перепрыгивая через неглубокие минные воронки. Вылазка моя протекала успешно: только один раз по пути туда пришлось с размаху броситься носом в землю, а на обратном — немного проползти. Пехотинцы из недалеких окопов равнодушно смотрели мимо меня, но внимательно наблюдали за опушкой. Благополучно возвратившись в свою машину, я доложил, что та самоходка — из третьей батареи и ведет огонь вдоль старой, заросшей подлеском просеки, потому что наводчик заметил на ней какое-то подозрительное движение. Комбат наш как будто успокоился, но спустя минуту свистнула из леса болванка, затем другая. «Пристреливаются, гады!» — подумал я. Особенно неприятно было то, что нельзя понять, откуда именно в нас стреляют. Очевидно, подкрались без шума и копоти «примусы» — приземистые «Артштурмы» — и, не видимые в чаще, спокойненько упражняются в стрельбе по неподвижной цели. После третьей болванки, с резким свистом рассекшей воздух над самой нашей машиной, «раненому» срочно понадобилось, по его словам, «установить личную связь с пехотным командиром», и Березовский, торопливо покинув машину, перебежал в спасительный окоп. Тактика его очень примитивна, и сущность ее просвечивается насквозь.

Дело от этого, однако, не пострадало. Немцы здесь так и не посмели сунуться вперед, так как на них через некоторое время сильно нажали слева, где были машины и из первой, Федькиной, батареи. В результате нам удалось пробиться через лес на противоположную опушку. Пехоты нашей совсем мало, а разветвленные овраги сильно затрудняли наше маневрирование. После боя буксировал подбитую Федькину самоходку. Его самого тоже ранило, но он замены не попросил и остался при машине, которую еще надо ремонтировать. В сумерках уже вытаскиваю из глубокого, в буйных порослях оврага еще чью-то ИСУ. Пробоинка в рубке ее, слева, странно маленькая. За ужином (наконец-то явилась, «как мимолетное виденье», наша «кормилица») начштаба предупредил нас, что немцы стали применять новое противотанковое ружье — реактивное. Небольшие габариты и вес ружья позволяют скрытно переносить его с места на место и поражать наши машины с короткой дистанции внезапно, а слабый звук выстрела затрудняет обнаружение огневой позиции. Особенно опасно оно в такой местности, как здесь, лесистой и сильно пересеченной, а также в населенных пунктах. Дырку от его пули мы сегодня уже видели: нестрашная, но все-таки, как говорится, не было печали…

26 июля

Выспались! Навели без паники порядок в машине: дан для техосмотра целый день.

Кугеля, по решению суда офицерской чести, из полка отчислили. Тоже еще гвардеец!

В 21.00 прибыли на выжидательные. Передовая, по-видимому, не очень далека. Слышна артиллерийская перестрелка, но в ее перекатывающийся гул врываются бодрые звуки духового оркестра; до нашего расположения доносятся обрывки строевых песен. Наверное, какой-то части вручается гвардейское знамя.

А у нас в лесочке тихо. Стоим в опушке, развернув машины лбом к противнику. Перед нами — частая молодая поросль ольшаника и лозняка на мокром (сейчас он сухой от жары), с высокими мохнатыми кочками лугу; позади, в тени более взрослых деревьев, главным образом осин и берез, — палатки медсанбата, когда-то бывшие зелеными, а теперь белые от солнца и дождей.

27 июля