Дневник самоходчика

Целый день на марше, во время которого произошло несколько коротких стычек и перестрелок с немцами. «Солдаты фюрера» так откровенно драпают при малейшей угрозе окружения и даже неглубокого обхода с фланга, что доктор Геббельс уже не заикается о так называемой «эластичной обороне», изобретенной им специально для оправдания военных неудач немецко-фашистских войск в России еще в первые два года войны. Однако битые неоднократно фашистские вояки при любой возможности стремятся упереться и начинают огрызаться. Порою крепко.

А рука болит все сильнее, пухнет; ее ломит, потягивает. Застудил ее, что ли, когда спали на земле, подостлав лишь брезент? Ночевать в машине уже полмесяца, хотя бока наши и притерпелись к твердому ложу, всем осточертело, и мы, если предоставляется такая возможность, спим на воле.

2 августа

Здоровенный чирей выпукло обозначился чуть пониже правого локтя, и нет от злодея покою ни ночью ни днем. Менять передачи становится настоящей пыткой, особенно когда «рычат» шестерни в КПП и толчки их зубьев отдаются в ладонь, сжимающую рычаг переключения. И вот во второй половине дня, когда колонна остановилась на заправку, меня подменил водитель старшина Орехов, однофамилец Ефима Егорыча, моего земляка-заряжающего, с которым мы больше мыкали горе, чем воевали, далеко от этих мест — на правом берегу Днепра.

К 24.00 вытянули колонну на марш. Странно как-то на своей машине ехать пассажиром. Пока выстраивалась колонна, командир на ходу включил рацию. Наша «Малютка» (самолетная радиостанция) хорошо Москву принимает, и мы из «Последних известий» узнали, что наши войска уже вышли к морю в Литве, за Митавой. Таким образом, наша 1-я Ударная армия участвует в уничтожении крупной группировки фашистских войск в Прибалтике. Эта операция в сводке была названа «Балтийской ловушкой». Наш полк пока продолжает действовать вдоль латвийско-эстонской границы.

3 августа

Всю ночь напролет и целый день до самого вечера пробирались самоходки сквозь болота и густые лесные массивы к Лауре (красивое имя у этого городишки!), а потому опоздали к общей атаке, которая и закончилась неудачей… Фриц упорно держится за этот важный узел дорог; дорог самых обыкновенных, грунтовых, которые даже за большаки сойти не могут, но без которых по этим хлябям не проползешь даже на широких гусеницах. Только поздним вечером, кое-как выбравшись наконец из болот, занимаем исходные позиции в Заболотье. Название этого населенного пункта красноречиво говорит само за себя.

Я не успел, как у нас выражаются, «замаскироваться», и меня прогнал с машины гвардии подполковник Уткин, приехавший на передовую, чтобы лично проверить занятую позицию и убедиться в боевой готовности экипажей. Расставаться с ребятами очень не хотелось, но начштаба был неумолим. И он совершенно прав: во-первых, шестой человек будет только мешать работать экипажу, которому в рубке и без того не ахти как просторно; во-вторых, в полку потерь за последние дни предостаточно, особенно среди командиров машин, говорят, их даже нехватка.

В 23.00 докладываю в штабе о своем прибытии.

4 августа

Нахожусь при штабе. Узнал здесь о начавшемся в Варшаве восстании. Вещи (шинель и прочее), сданные на хранение перед вступлением в бои, разыскать не удалось. Побывал в РТО (штабники объяснили, как ее найти), вымыл в ручье голову, переоделся в чистое белье и — самое радостное событие — получил долгожданное письмецо от Лиды. Каким недосягаемым кажется отсюда Птицеград и мирный учительский институт со студенткой Лидой. У них там давно закончилась сессия, но девчата не сразу разъехались по домам, а целый месяц работали на лесозаготовках. Подходящее занятие для девушек… Чертова война! Но мужчины воюют, и у студенток тоже свой фронт — трудовой. Еще у них ожидается новоселье: институт переводится в Загорск, в древнюю Троице-Сергиевскую лавру, в здание бывшей духовной семинарии. Будет над чем посмеяться, особенно для Федьки…

А еще Лида пишет о том, что дорога, на которой обычно появлялся я под вечер, остается, увы, пустынной, сколько на нее ни смотри…