Дневник самоходчика

Всматриваясь в пустынное ничейное поле, заметил я незанятый окопчик, вынесенный метров на триста за хутор. От него ближе всего до развалин соседней деревушки, где прячется охотник за людьми. В голове моей быстро созревает гениально простой план: добраться до того окопа, засесть в нем, высмотреть снайпера и затем уничтожить. Одалживаю у телефониста трехлинейку и, не обращая внимания на его попытку отговорить меня от этой бесполезной затеи, полный решимости, приступаю к осуществлению операции. Прокравшись через огород, оказываюсь на голом месте и дальше сползаю с хуторского бугра головой вперед, волоча рядом длинную винтовку. Погода не спешит разгуливаться, пасмурно, и легко не только проследить направление полета светящейся пули, но и заметить место, откуда ее посылали. А смешно, наверное, выглядел со стороны «гроза снайперов», который, распластавшись, открыто полз по лысому склону, рискуя каждую минуту получить пулю, да хорошо еще, если только в зад!

Медленно продвигаюсь вперед, ориентируясь на окопчик, но «отличиться» помешал, к счастью, начавшийся снова обстрел: заработали тяжелые немецкие гаубицы. И путь, проделанный за двадцать минут по-пластунски, обратно пролетаю в полный рост, наверное, раз в двадцать быстрей. Удивительно, куда в это время смотрел снайпер? Впрочем, поле перед ним очень широкое.

Сконфуженно возвращаю солдату оружие. Телефонисту не до меня: нет связи. Он в сердцах бросает немую трубку на рычажок аппарата и, закинув винтовку за спину, бежит по проводу искать обрыв. Сижу, свесив ноги в щель, и остываю: вот уж действительно, «не в свои сани не садись» — ползти белым днем по открытой местности на снайпера! Муки честолюбия, однако, недолго терзали меня, и я побрел к самоходкам попрощаться с ребятами. Здесь экипажи водителей Васи Бараненко и Карапузова. Мне посоветовали дождаться у машин ужина, который сюда давно уж везут вместе с обедом, но желание непременно повидать Федю Сидорова оказалось сильнее чувства голода. Вася указал на выступающий угол леса, где должна стоять в опушке, перед полем с несжатой рожью, машина моего непутевого друга. Отсюда ее не видно.

Только поздним вечером добрался до Федора с Павлом. Оба очень обрадовались встрече и письмам, которые вот уже двое суток путешествуют в моем кармане, не находя адресатов.

Треугольнички свои друзья спрятали, не разворачивая, под комбинезоны, в карман гимнастерки, потому что как раз собирались отводить машину метров на триста назад, чтобы не схлопотать ненароком в темноте «фауста» изо ржи. Пехоты нашей вдоль этой опушки так же мало, как и на хуторе с убитыми коровами. Это понятно: армия наша уже три недели наступает, ведя тяжелые бои.

Место для ночной стоянки ребята высмотрели еще днем неплохое: старый сенной сарай на болотистом лугу, окаймленном леском. Самоходку поставили левым бортом почти вплотную к сараю, доверху начиненному душистым сеном. И безопасно, и комфортабельно! Только вот ужина так и не привезли.

Распорядившись насчет охраны (у них на машине каким-то чудом еще до сих пор целы два автоматчика), Павел вошел в сарай и предложил каждому по ржаному сухарю и воды из питьевого бачка. После сверхлегкого ужина они с Федькой, усевшись в углу, подальше от двери, засветили тусклую трофейную плошку и долго вслух читали письма (разумеется, с Федькиными комментариями). Затем командир с экипажем устроили себе общее ложе внизу, набросав толстый слой сена. Федор же заявил, что обожает спать на высоте, и постелил шинель возле небольшого окошечка, обращенного в сторону ржаного поля.

Все сразу улеглись, кроме заряжающего, который первый дежурил в машине, да часового-автоматчика, бесшумно шагавшего за стеной сарая по мягкой сырой траве.

Федору, еще не совсем остывшему после напряженного дня, не терпелось выговориться, да и не виделись мы несколько долгих дней, поэтому мы уселись на подгнившем пороге у полуотворенной двери сенника, соорудили самокрутки и, покуривая в кулак, в четверть голоса повели беседу. Вернее, говорил главным образом инициативный Федька, отведя мне роль внимательного и (он это чувствовал) благодарного слушателя.

Как всегда, у моего друга в эти дни не обошлось без приключений. Федя принимал участие в атаке на Лауру, и я узнал, что под самым городом сгорела, кроме моей, еще одна машина, подбитая фаустником. Водителем на ней был гвардии младший техник-лейтенант Цибин.