Дневник самоходчика

Два старых армейских тягача, как ни старались изо всех оставшихся у них в цилиндрах лошадиных сил, даже не сдернули нашу самоходку с «насиженного» места.

Все поразъехались по своим делам, оставив нас, усталых, мокрых и отчаявшихся. Укатил и комбат с Лялей Радаевым. Интересно, зачем он здесь торчал эти дни и кто за него обязан командовать третьей батареей?

Нас теперь у машины восемь человек. Вместо двоих уехавших прибавился третий, автоматчик Марьясов.

Безо всякого аппетита похлебав затирухи, приготовленной наскоро Палычем, отправляемся с Дмитрием Яковлевичем искать себе помощи сами. Уже совсем сбившись с ног, обнаруживаем на западной окраине Заальфельда несколько ИСУ-152 из 342-го гвардейского полка. Там договорились с зампотехом насчет дернуть нашу завтра. Гвардии инженер-капитан сочувственно выслушал наше слезное прошение и пообещал непременно помочь завтрашним утром.

Возвращаясь через центр города, на «поповской» улице повстречали небольшую группу очень утомленных, с осунувшимися лицами офицеров, которых поначалу приняли за кавалеристов из-за фуражек с синими околышами и синих просветов на повседневных погонах. Но они оказались работниками НКВД, которые производили проверку всех штатских мужчин, проживающих в городе. При них была и переводчица. Немцев отводили в ратушу и там выясняли личность: здешний ли, не переодетый ли военный и проч. Мы не позавидовали нашим чекистам.

Пользуясь случаем, заглядываю в госпиталь, но, увы, мой зуб так и остался при мне. Не везет: прошлым летом полк наш по тревоге уехал от зубного врача, теперь — врач.

А ребята наши в ожидании буксира не бездельничают: с самого утра готовят подступ для буксировщиков, таская щебенку с насыпи железной дороги. Мы с командиром присоединяемся к ним, и все вместе работаем до наступления темноты.

Вечером все свободные от вахты в двух рессорных колясках отправились в гости к русским девушкам в деревню Куппен (это примерно в километре от нас). Бедняжки настолько отвыкли от родной речи, что то и дело сбиваются на немецкий, на котором разговаривают довольно бойко. Много порассказали они про свое существование в здешнем большом имении, принадлежащем некоей тощей и седой фрау. Хозяйка никогда не расставалась с черной отполированной клюкой, которой нещадно била девчат, если замечала кого во время рабочего дня, длившегося не менее двенадцати часов, не на указанном месте; если они лениво работали (а в этом она была твердо убеждена); если взгляд несчастной невольницы казался госпоже недостаточно почтительным или кто-нибудь, забывшись, смел заговорить по-русски — словом, била по всякому удобному поводу, а чаще всего — просто так. Но особенно озверела эта карга, когда получила извещение о смерти на русском фронте ее сына — нацистского офицера.

Недавние рабыни не без злорадства поведали нам о том, как накануне бегства, пока спешно снаряжался внушительный обоз со всевозможным добром, она, патлатая, страшная, похожая на ведьму, все стояла на бугре, недалеко от господских покоев, обратясь лицом в ту сторону горизонта, где вспыхивали во все небо огненные зарницы и перекатывался тяжкий гул канонады, и потрясала своим посохом, зажатым в костлявом кулаке, и сыпала непонятными, страшными проклятиями. Январский студеный ветер яростно трепал на ней черную широкую накидку, взметывая вверх длинные полы, и тогда старуха становилась похожей на огромную летучую мышь-упыря из кошмарного сна, а визгливые выкрики — на колдовские заклинания… В голосе рассказчицы Ани послышалась еще не выветрившаяся из сознания жуть. Мы старались, как умели, развлечь девчат, смешили их, повествуя с юмором о своей военной жизни, опуская, конечно, самое страшное. Жаль, что не было с нами Радаева. Пели вместе наши песни без музыки. Новых песен полонянки не знали и просили записать слова.

Возвратились мы «домой» около полуночи, все быстро угомонились, а мне снова не спится.

3 февраля

Под мерный храп, гуляющий по комнате, переписываю в подаренную ребятами тетрадь последние стихи, затем принимаюсь за письма — тете Варе с Ниной в Завидово и своей загорской молчальнице. Спать лег часа в три, в расчете на то, что ночи еще длинные.

Утром рано прибыли две самоходки, присланные обязательным инженер-капитаном, но они тоже не смогли нас вытащить, так как сами давно уже просят капиталки.

Через час после их ухода приехал гвардии старшина Василий Кузнецов, командир ремонтного взвода и сам замечательный, сказать лучше — редкостный мастер своего дела. Он попросил у Дмитрия Яковлевича автоматчика Рубилкина для сопровождения и охраны и отправился на розыски машины Феди Рычкалова, которая словно в воду канула, а заодно и тракторов, что вытаскивают где-то из болот завязшие ИСУ-122 какого-то полка, а потом будто бы должны прийти на помощь к нам.

Днем командир машины, наводчик и замковый, возвратившись из четырехчасовой разведки, сообщили, что видели в одном имении наших тыловиков. Немедленно делаем с заряжающим Семеновым марш-бросок в том направлении, но никого не обнаруживаем… Еще один день пропал.

4 февраля