Дневник Саши Кашеваровой

Не успела я допить первый из батареи запланированных виски, как ко мне подошел какой-то француз – как большинство своих сограждан, он был похож на художника, хотя на деле мог оказаться кем угодно, от полицейского до строителя. У него были буйные кудри и клетчатый пиджак с кожаными заплатами на локтях. Он представился Полем и сказал, что я красивая. «Недавно приехал», – усмехнулась про себя я, глядя в его голубые глаза за поблескивающими стеклами дорогих очков. Экспаты, оказавшиеся в Москве, проходят одно и то же колесо сансары. Сначала они по инерции заводят два, максимум три, романа с женщинами, похожими на их соотечественниц. Потом что-то переключается в их мозгах – они дуреют от доступности ярких, вульгарных, всегда тщательно накрашенных, с тоскливым вопросом в красивых глазах женщин. И начинают они ходить на свидания с блондинками в леопардовом, изредка даже женятся.

Мы выпили по ром-коле, потом – еще по одной. У меня было настроение «эх, прокачу», хотелось не просто драйва, а размашистого расточительного веселья, как в фильме Софии Копполы о Марии-Антуанетте, – чтобы рекой лилось шампанское, чтобы серые рассветы съедали ночь, чтобы под глазами залегли синеватые тени, а все окружающие смотрели на меня с влюбленными улыбками и я купалась в этой легкомысленной приязни как в целительной жемчужной ванне.

– А поехали в караоке! – сказала я.

Поль был явно непривычен к такому количеству спиртного, на его лице появилось умилительное выражение беспомощности, и он послушно поплелся за мной. В гардеробе какая-то блондинка в блестках, даже не пытаясь понизить голос, задумчиво протянула нам вслед, обращаясь к подружке:

– Ну ты посмотри, как надо! Француза сняла. Ловко она его обработала, а ведь бабе явно не меньше сорокета. Смотри, он вообще готовченко, сейчас отведет его в гостиницу и кошелек спиздит!

Таксист запросил втрое дороже обычного, я начала было ссориться, но Поль только махнул рукой и достал из внутреннего кармана увесистую пачку пятитысячных купюр.

А потом я провалилась в ночь, но это было не так, как несколько недель назад с Олегом, – не как будто бы вибрирует сердце, потом дрожание отзывается в кончиках пальцев, а потом ночь накрывает тебя бархатным колпаком, под котором ты существуешь в ином измерении.

Просто пустота.

С трудом разлепив глаза, я поняла, что мутноватая реальность собралась в непривычный пазл – чужой потолок, украшенный вульгарной лепниной в вензелях, люстра из муранского стекла, очертания чьего-то тела под соседним одеялом. Я даже не сразу вспомнила о Поле. Интересно, Мария-Антуанетта, проснувшись, тоже не вполне понимала, кто она? Ей тоже становилось тошно, когда снижалась концентрация брюта в ее крови?

Вспомнилась «Крейцерова соната», о том, как Позднышев говорил, что любовь – это не идеальное и возвышенное, а нечто мерзкое и свиное, то, о чем потом и вспоминать стыдно.

Осторожно выбравшись из-под одеяла, я доплелась до ванной, напилась прямо из-под крана и, стараясь не встречаться взглядом с собственным зеркальным отражением, кое-как привела себя в порядок. Я была похожа на утомленную ночную жрицу – это мятое красное платье, эта размазавшаяся тушь, эти спутанные волосы, пропахшие табаком.

Подумав, я достала из сумки помаду и нарисовала на зеркале в прихожей смайлик.

Я шла по рассветному городу, который постепенно напитывался солнцем, голосами спешащих на работу людей, автомобильными гудками, запахами бензина, пыли, свежей выпечки. За это я и люблю Москву и, напротив, ненавижу тех, кто считает ее бездушным городом, в котором любые отношения, по сути, есть акт купли-продажи. Как они могут не видеть, не замечать, что Москва живая, она похожа на бодрую леди в летах, которая манерно выбеливает морщинистое, но все еще красивое лицо, предпочитает лисьи горжетки практичным футболкам, курит через мундштук, по утрам у нее случается тахикардия, а по вечерам она пьет терпкое вино и подолгу смотрит на закат. Похмельное состояние похоже на глубокую медитацию – я шла по знакомому маршруту и словно сама была Москвой.

– Саша? – вдруг кто-то позвал меня из автомобиля, который, как выяснилось, уже какое-то время ехал вдоль обочины вслед за мной.

Я давно знакома с этим московским законом подлости: лучший способ встретить старого знакомого – выйти на улицу похмельной и непричесанной, в чем-нибудь мятом, в забрызганных грязью туфлях и прыщом на носу, похожим на кнопку тревоги.

Даже сначала оборачиваться не хотела, бездарно попытавшись сделать вид, что я – это не настоящая я, а просто некто, на меня немного похожий (только старше, уродливее и с каким-то странным чувством меры, позволяющим выйти утром в коктейльном наряде). Но преследователь был назойлив. Боковым зрением я видела, как он спешно припарковал автомобиль, и вот уже я услышала его приближающиеся шаги за спиной и была вынуждена обернуться. В тот момент я была готова провалиться под землю – и как со спиралевидной горки в турецком аквапарке, с ветерком проехать по всем дантовским кругам, чтобы пасть на самое дно.