Дневник секретаря Льва Толстого

Короленко, ночевавший в Ясной Поляне, ездил сегодня с Александрой Львовной к Черткову в Телятинки, где его, разумеется, информировали обо всех фазах болезни или злонамеренного поведения Софьи Андреевны, а затем в три часа отправился в Тулу, чтобы оттуда ехать по железной дороге домой. Л.Н. не преминул оказать ему любезность и доброту. По его плану, я верхом и с Дэлиром в поводу выехал на тульскую дорогу вперед, он же поехал с Короленко попозже. Потом они догнали меня. Обернувшись, я увидел в подъезжавшей пролетке сидящих рядом двух стариков с белыми бородами, и первое время не мог разобрать, где Толстой, где Короленко…

Когда пролетка поравнялась со мной и остановилась, Л.Н. вышел из нее, попрощался в последний раз с Короленко, я тоже раскланялся с ним, и экипаж покатил в Тулу, увозя Владимира Галактионовича.

Л.Н. взобрался на Дэлира, и мы ровным шагом поехали в сторону от шоссе по дороге на Овсянниково. Между тем пошел сильный дождь, и Толстой заехал в имение Красноглазовой, где мы и спрятались в каком-то сарае. Прибежал гимназист, бойкий, цветущий мальчик лет пятнадцати, со славными, чистыми глазами:

– Лев Николаевич, пожалуйте к нам!

После минуты колебания Л.Н. слез с лошади, и под дождем мы пошли на дачу к гимназисту. Оказалось, что это семья тульского врача Сухинина, бывавшего и в Ясной Поляне. Дома были только жена его и дети. Она была счастлива и всячески старалась оказать Толстому какую-нибудь любезность. Сам доктор лежит больной в городе. С ним несчастье: его старший сын Гриша, тот самый милый гимназист, который приглашал нас в дом, на охоте по неосторожности выстрелил отцу в ногу из дробовика.

– Брось ты эту забаву, – говорил гимназисту Л.Н. – Нехорошее это дело. Нельзя убивать, всё живое хочет жить. Вы извините, – обратился он к матери, – что я ему это говорю. Мне совестно говорить это потому, что я сам до пятидесяти лет охотился – на зайцев, на медведей… Вот это у меня след от медведя, – указал Л.Н. на рубец на правой стороне лба. – Теперь не могу вспомнить об охоте без чувства стыда и мучительного раскаяния.

У Сухининых мы просидели с полчаса. Л.Н. ласкал детей, а самому маленькому из них на клочке бумаги нарисовал лошадку.

8 августа

У меня шла переписка о Боге с неким Ананием Пилецким из Конотопа Черниговской губернии, очень даровитым молодым человеком своеобразного образа мыслей. Он признавал все нравственные требования, но никак не хотел допустить понятия Бога, или даже, как потом выяснилось, слова «Бог».

Передавая мне последнее письмо Пилецкого, Л.Н. сказал:

– Благодарит вас и опять отстаивает свое. Он резонер. По-моему, не стоит отвечать.

Другой корреспондент спрашивал, как перейти в какое-либо другое вероисповедание, чтобы избавиться от преследований православных священников, с которыми он поссорился и которых всячески обругал. Отвечая этому лицу, что переходить в другое вероисповедание не нужно, так как формальная принадлежность к тому или другому вероисповеданию не имеет значения, а лучшее средство избавиться от недоброжелательства других – это самому не иметь к ним недоброжелательства, я в конце письма советовал, для примирения с православными священниками, смирившись, пойти к ним и попросить прощения за свои жестокие и грубые слова (сволочь, христопродавцы, иуды и пр.).

Л.Н. не согласился с последним советом:

– Он подумает, что вы многого от него требуете. Напишите в том смысле, что он не может жаловаться на недоброжелательство священников, так как сам в нем виноват, потому что сам вызвал его.

Ездили верхом. До сих пор стояло ненастье. Сегодня выглянуло солнце. Чувствуется приближение осени, или лучше – конец лета. Видишь уже пожелтевшие листья.

Прогулка была знаменательна тем, что переехали несколько трудных рвов и канав. В одном месте слезли с лошадей, и я не без риска перевел их одну за другой через канаву с почти отвесными стенками; помог перейти через нее также и Л.Н.

В другой раз он говорит, свертывая на глухую тропинку в неровной местности:

– Я совершаю отчаянный поступок.

– Почему?

– Должно быть, дальше нехорошо будет…

– Тогда лучше не ездить.

– Нет, надо попробовать!

Едем. Один за другим крутые спуски – ступенями всё ниже и ниже.

– Да, пока что действительно отчаянно, – говорю я.

– Пока хорошо, – отвечает Л.Н.

– А вы припоминаете эту тропинку?

– Совсем не знаю.

Выбрались, однако, благополучно.

Подъезжаем к Ясной. Стадо на лугу. Подходит мальчишка-пастух, без шапки:

– Ваше сиятельство, дозвольте на вашем лугу стадо пасти.

А стадо уже на «барском» лугу.

– Это не мой луг, я не хозяин, – отвечает Л.Н. и едет дальше.

10 августа