Дневник секретаря Льва Толстого

Чертков получил разрешение навсегда остаться в Телятинках. Сюда приехал с женой Хирьяков, только что выпущенный из тюрьмы, где он содержался девять месяцев за написанное им стихотворение «Мирная марсельеза».

Вечером посетил меня Душан, который привез из Ясной поклон «от всех».

24 августа

По письменному поручению Александры Львовны из Кочетов, был в Ясной, собрал и отправил по присланному ею списку книги. Л.Н. прислал одно письмо для ответа. Кажется, он останется в Кочетах на довольно долгое время.

В своем письме Александра Львовна пишет: «У нас опять не очень хорошо. Софья Андреевна сильно возбуждена, но тут ее держат рамки чужой жизни, чужих привычек».

25 августа

Опять письмо от Александры Львовны:

«Нам, насколько это возможно, хорошо. Все-таки здесь легче, много легче, чем в Ясной».

При письме – снова список книг, которые нужно по приложенным адресам выслать, и, кроме того, три письма для ответа от Л.Н. Его надписи на письмах: 1) «Не читай этого письма, я отвечу, пошли В.Ф.» (надпись Александре Львовне, письмо о половом пороке), 2) «Напиши, что не совсем здоров и переслать письмо Булгакову» (тоже по адресу Александры Львовны), 3) «Б.о., В.Ф.?» (то есть: «Без ответа, Валентин Федорович?»).

29 августа

Новый список книг и адресов от Александры Львовны. Письмо ее от вчерашнего дня – дня рождения Толстого: ему исполнилось 82 года. «Отец, слава Богу, здоров и бодр. Гостей никого нет», – пишет Александра Львовна.

Сентябрь

6 сентября

Приезжал к Л.Н. и, не застав его, прожил здесь два дня Александр Иванович Кудрин, отказывавшийся по религиозным убеждениям от воинской повинности и только что выпущенный из арестантских рот, где просидел четыре года. С ним жена. Оба – прекрасные люди. Со слов Кудрина я подробно записал историю его отказа, особенно интересную по своим подробностям, и посылаю ее Л.Н. в Кочеты.

13 сентября

Был в Ясной Поляне, чтобы собрать и послать по присланным мне из Кочетов адресам книги. Живет там теперь только Варвара Михайловна Феокритова. Долго мы разговаривали с ней о трагедии яснополянского дома. Слушал ее дневник за последнее время. Он имеет свои специфические недостатки (как женский дневник), но, несомненно, впоследствии это будет один из самых ценных документов для воссоздания обстановки, в которой жил Толстой.

Остался ночевать в Ясной. Как в ней сиротливо без Толстого! Пустой зал. Белеют бюсты. В одном углу – новый,

Софьи Андреевны, работы Льва Львовича. Софья Андреевна в двенадцать часов ночи должна приехать, ее ждут: в зале зажгли огни и приготовили чай.

С робостью вошел в кабинет Л.Н., чтобы взять понадобившийся для работы клей. Обычный, несколько пряный запах; обстановка, в которой каждая деталь – кресло, картина – знакома. Везде мне чудится фигура Л.Н. Особенно теперь, вечером.

Приехала Софья Андреевна. Вид измученный. Жалуется: Толстой ничего не хотел ей сказать определенного о времени своего приезда.

Заглянешь вперед – так и не видишь конца всей печальной истории…

14 сентября

Софья Андреевна (совсем безумная) хотела мне показать одно место из прежних дневников Л.Н., на котором она основывает свою болезненную ревность к Черткову. Но я отказался читать это место, сказав, что не могу этого сделать, потому что мне это было бы тяжело. Я слишком уважаю и люблю Толстого, чтобы позволить себе без его разрешения разбираться в его дневниках, отыскивая в них что-то, обличающее его. Мой отказ Софья Андреевна приняла хорошо и сказала, что понимает меня. Но только она думает, что я хочу сохранить для себя какие-то иллюзии, тогда как я знаю, что у меня нет никаких иллюзий, а есть глубокое убеждение в моральной правоте и чистоте Л.Н.

Как всегда, жаловалась Софья Андреевна и на недоброе, а иногда и грубое отношение к ней Черткова. Один раз он будто бы сказал в ее присутствии Л.Н.: «Если бы я имел такую жену, как вы, я застрелился бы…» А в другой раз сказал ей самой: «Я мог бы, если бы захотел, много напакостить вам и вашей семье, но я этого не сделал!..» Не знаю, насколько точно передала слова Черткова Софья Андреевна, но что с ней как с больной и пожилой женщиной следовало бы иной раз обращаться деликатнее, чем это делают Чертков или Александра Львовна, это для меня ясно.

И я часто удивляюсь, как они не замечают, что свой гнев и свое раздражение, вызванные столкновениями с ними, Софья Андреевна неминуемо срывает на ни в чем не повинном и стоящем вне борьбы Л.Н. И Владимир Григорьевич, и Александра Львовна страдают какой-то слепотой в этом отношении. У первого из них цель – уничтожить морально жену Толстого и получить в свое распоряжение все его рукописи. Вторая либо в заговоре с ним, либо по-женски ненавидит мать и отдается борьбе с ней как своего рода спорту. И то и другое не делает ей чести.