Дневник шпиона

В ответ на мои слова генерал промолчал. Потом уселся рядом со мной и начал расспрашивать о Лондоне. Он интересовался, можно ли достать там небольшую теплую квартиру с окнами на южную сторону. Я ответил утвердительно. Он засмеялся и сказал:

— Теперь я мечтаю о тихой пристани. За последний год я натворил достаточно. Если я все это опишу в книге, ее будут покупать.

Видно было, что он уже примирился со своей судьбой. Он расспрашивал меня, почем в Лондоне дрова и масло, и есть ли там бани. Но вдруг он опять перешел на политику.

— Как вы думаете, капитан, — спросил он неожиданно, — теперь, когда Англия официально оставляет нас, могли бы мы рассчитывать все-таки хоть на какую-нибудь поддержку с ее стороны? Иными словами, дадите вы Врангелю гроши?

— Меня не уполномочили говорить на эту тему, — ответил я. — Но мне кажется, что пока жив мистер Черчилль, поддержка будет. То есть Англия не откажет в помощи, если хоть сто человек соберутся драться с большевиками.

— Вы в этом убеждены?

— Совершенно.

— Малов! — закричал Деникин неистово.

Офицер показался на пороге. Видимо, он подслушивал нас, хотя я нарочно оставил Рейли в приемной, чтобы ничего такого не было.

— Малов, — сказал Деникин, тяжело дыша. — Вернуть приказ. Не все еще кончено. Кажется, я остаюсь…

— Невозможно, ваше превосходительство, — ответил офицер. — Приказ отправлен в штаб на мотоцикле. Несомненно, он уже там.

— Изменники, — сказал генерал и опустил голову.

Потом поднял руки к небу и, немного пританцовывая, запел:

— Пропадай моя телега, все четыре колеса. Мать Пречистая Богородица! Идемте завтракать, капитан!

В соседней комнате был накрыт стол, без претензии, по-военному. Мы пили русскую водку и закусывали ее кислой капустой. Генерал сам резал на толстые ломти копченую колбасу и ел с аппетитом, громко чавкая. Вдруг он выплюнул на тарелку пулю.

— Они обстреливали обоз из пулеметов. Но мы дорожили провизией больше, чем территорией, — сказал он, как бы извиняясь.

Шутя, я спросил, не отравлены ли пули.

— Что вы, что вы! — засмеялся генерал. — У большевиков нет никакого яда. У них вообще нет ничего. Тульский завод сидит на голодном пайке. Они употребляют ружья главным образом для того, чтобы драться прикладами. Впрочем, если вы боитесь колбасы, я вас угощу шашлыком.

Он ударил кулаком по столу, и солдат внес шашлык — сочное баранье мясо, зажаренное на штыке. Генерал пил мало, но подливал мне с ожесточением.

Мы расстались с ним друзьями, и он просил меня не забывать его в Лондоне.

Вернувшись на "Зодиак", я начал писать подробный доклад о положении дел. Кроме того, я послал в министерство на имя Черчилля зашифрованную телеграмму. Я сообщал министру, что, несмотря на перемену командования, на успех рассчитывать трудно. Я рекомендовал оказать дипломатическое давление на Москву и добиться перемирия с тем, чтобы за это время Врангель успел развернуть крылья. До этого я советовал воздержаться от разгрузки "Зодиака".

Эту телеграмму я передал по радио в Константинополь. Дальше она пошла через аппараты наших стационеров, которые поддерживают непрерывную связь с Лондоном.

26 марта. Снова я съезжал на берег и снова имел случай убедиться, что карта Белого движения бита. Новый поход на Москву — бессмыслица. Да и нам трудно снабжать эту орду, пока она будет танцевать кадриль между Москвой и морем. На имя майора Варбуртона я дослал телеграмму, что дальше на белых надеяться нельзя. Необходимо изобрести новые меры борьбы с большевиками.

Я купил себе конфект и засел на "Зодиаке". Мы стоим в полуверсте от берега, и шум несчастного города не достигает до нас. Я жду распоряжения из Лондона и пишу свой доклад.

28 марта. "Зодиак" принял шифрованную радиотелеграмму из Лондона. Мне предложено срочно выслать доклад, а затем отправиться в Москву и произвести ревизию тамошних резидентов. Я должен также собрать информацию и создать новую агентуру.

Несомненно, приказ этот отдан в отместку за мою последнюю телеграмму. Но меня не пугает путешествие в Москву. Я даже рад ему. Я никогда не отказывался быть острием шпаги, которое входит в тело врага.

Через два дня я окончу свой доклад. И тогда начну готовиться к предстоящему путешествию.

КНЯЗЬ АЛЕКСАНДР ДОЛГОРУКИЙ

29 марта. Сегодня, когда я переписывал мой доклад, матрос доложил, что меня спрашивает какой-то русский. Я попросил ввести его в каюту и убрал бумаги в чемодан. Но матрос с улыбкой ответил мне, что русского нельзя попросить в каюту, и предложил мне выйти на палубу. Я вышел, но никакого русского на палубе не было. Матрос показал за борт. Там в зеленой воде я увидел плавающего человека, который кричал вверх:

— Капитан Кент… Капитан Кент…

— Что вам угодно? — спросил я, перегибаясь через перила.

— Я прощу вашего разрешения подняться на транспорт. Я имею сообщить вам нечто очень важное.