В записке было много ошибок; судя по всему, она была состряпана русским. Написана она была крупными буквами через копировальную бумагу, следовательно, среди солдат было распространено несколько экземпляров.
Я долго ломал себе голову, пытаясь решить, кто бы мог быть автором этой прокламации. Из всех известных мне русских один Градов немного знал английский язык. Но запас его слов был мал и хорошо мне известен. Откуда он мог узнать слова: "гнет", "требование", "горло"?
Я решил не производить следствия, пока не соображу, хотя бы приблизительно, кто является автором записки. Вечером я лёг в кровать, закрыл глаза и все думал об этом. Временами мне казалось, что рассказ о шести русских в лесу имеет под собой почву. Они живут где-нибудь в стороне от линии и начали действовать только теперь, в момент революции в Берлине.
Я старался всячески прогнать от себя эту мысль и наконец сумел сделать это. Но чем-нибудь надо было заменить ее. Я разбудил Буда и приказал ему немедленно произвести обыск у Градова и Турецкого. Буд и сержант отправились выполнять мое поручение.
Они скоро вернулись. Результаты обыска были незначительны, но навели меня на некоторые мысли. У Градова была найдена копировальная бумага и прекрасный английский словарь. Я просмотрел слова: "гнет", "требование", "горло". Для меня стало ясно, что он пользовался именно этим словарем для составления прокламации.
Немедленно же я приказал привести его. Он пришел заспанный и очень недовольный.
— Мистер Градов, — сказал я ему строго официально. — Почему вы скрыли от меня, что у вас был словарь?
— Я хотел удивлять вас новыми словами, которые узнаю без вашего участия.
— А вот этим вы тоже хотели удивить меня?
И я показал ему копировальную бумагу.
Он ответил:
— Этим не удивишь.
И улыбнулся. Я понял, что он пытается держать себя, как прежде, когда я был ученик, а он учитель. Это мне не понравилось. Я вытащил прокламацию из стола и спросил:
— А не вы ли написали эту мерзость?
Он начал медленно разбирать прокламацию. Потом сказал:
— Что же, насколько я понимаю английский язык, здесь все правда.
Я приказал увести его и взять под стражу. А сам начал раздумывать.
Так вот что значит комбинация слов: "маленький большевик"! Это самая вредная разновидность, так как она скрывается до поры до времени и обнаруживает себя в самый опасный момент. Градов был "маленьким большевиком" три дня назад, а теперь сделался настоящим большевиком. Только потому, что пришла весть о германской революции. Что же мне с ним делать?
По законам военного времени я, как командир отдельного отряда, имел право расстреливать шпионов и подстрекателей. До сих пор я ни разу не пользовался этим правом. И вот мне предстояло осуществить его.
Если бы я взял Градова в плен в бою, с оружием в руках, то разговор был бы другой. Но здесь не было боя. Вместо оружия у него только словарь и слова, которые волнуют моих людей. Это гораздо опаснее, чем пулемет и винтовка. От слов нельзя защититься никакими окопами. В полночь решение созрело во мне: я должен расстрелять Градова.
Я чувствовал, что эта ночь будет решающей в моей жизни. Впервые я ощутил азарт новой игры, которая развертывается в мире. Война с немцами кончилась. Но начинается новая борьба, во стократ более трудная. В ней нельзя ждать пощады и прощения. Это надо понять в самом начале. Иначе будет поздно.
Утром я отдал необходимые распоряжения. Пять рядовых, тех самых, которые говорили, что надо кончать войну, должны были взять свои ружья и расстрелять русского подстрекателя. При слабом свете розовой зари эти пять человек расстреляли Градова у фонаря, который стоял при въезде на станцию. Перед расстрелом Буд объяснил солдатам, за что расстреливают человека; потом он приколол Градову на полушубке булавкой белую бумажку, в том месте, где сердце.
Когда выстрелы прозвучали, мисс Зоя с громким криком выскочила из дома. Как безумная она побежала к фонарю, но ее не пропустили. Я позвал Буда и сержанта, предоставив солдатам зарыть труп в снег.
В полдень на автодрезине приехал из Мурманска майор Скот Линзей, начальник британской военной полиции. Он внимательно выслушал мой доклад и одобрил расстрел. Потом вынул из кармана телеграмму, подал мне и сказал:
— Вот вам в награду за ваше геройство. Частная телеграмма из Лондона. Нет ли там новостей о нашей эвакуации?
Телеграмма была от моего отца. Он писал:
Я сообщил майору содержание телеграммы. Он хитро улыбнулся и сказал:
— Начинается бегство с фронта. Ваш отец догадливый человек. Конечно, Келли вам даст отпуск.
Через десять минут я уже ехал с майором на дрезине. Телеграмма отца меня скорее обрадовала, чем испугала. Вместе с майором я думал, что это просто уловка, чтобы избавить меня от зимовки на Мурмане.