— Его деньги мне не нужны, — сказала она. — А кроме того, мы условились не мешать друг другу жить.
Вечером я был у деда. После некоторых размышлений я решил скрыть от него план полковника. Это могло бы слишком взволновать его. Ведь старик уже серьезно считает меня наследником всех богатств моего тестя и только сокрушается, что у меня нет детей.
Моей работе сильно мешает все тот же лорд Лавентри. Он не успокоился и, как это мне известно от Мабель, занят сооружением большого дирижабля. На этот раз подъемная сила аппарата увеличена в двадцать раз. Корабль будет иметь гондолу и двигатель. Лорд назначил свой отлет на 17 февраля. Именно в этот день заканчиваются три месяца, которые Мабель просила его подождать.
Все это беспокоит меня, Мабель тоже теряется. Она уверяет, что рассчитывать на уговоры теперь не приходится. Лорд бывает у нас редко, но часто разговаривает с Мабель по телефону. Эти разговоры длятся по часу и больше и наводят на меня уныние. Я не могу работать в это время, так как принужден с трубками на ушах сидеть в шкафу. Лорд все время корректен, но настойчив. Мабель лавирует.
— Простите, что я пришла к вам сюда, — сказала она совершенно спокойно. — Мы, русские женщины, любим рисковать. Кроме того, по опыту последних лет я знаю, что поймать вас иначе невозможно. Я узнала, что вашей жены нет сегодня, и вот пришла…
— Что вам угодно? — спросил я почти грубо.
— Вам известно, что я выхожу замуж за полковника?
Она заговорила быстрее; я понял, что деланное спокойствие покидает ее.
— Я хочу просить вас, Кент, чтобы вы не смотрели на мои планы о замужестве как на месть вам. Теперь вы мне совершенно посторонний человек. Больше того, я вас считаю самым плохим человеком на земле. Я в этом убедилась окончательно. Я вас любила искренне, как никого в жизни. Но вы слишком злопамятны, — может быть, это отпечаток вашей профессии. Мы, русские женщины, привыкли, чтобы нам прощали наши прегрешения. Только такие люди — для нас люди. Вы не такой…
— Что же в таком случае вам от меня угодно? — произнес я довольно мягко. Мне ясно было, что дама пришла оправдаться в своих замыслах.
Но она, должно быть, поняла мою мягкость как-то по-своему.
— Я любила вас, Кент, — сказала она тихо и вдруг улыбнулась. — И я имею право требовать, чтобы вы мне сделали подарок по случаю свадьбы.
— Какой же именно подарок?
— Ребенка, — ответила княгиня просто.
Должно быть, я изменился в лице. Она испугалась своих слов, хотя продолжала смотреть на меня с любопытством.
— Я пошутила, — произнесла она наконец, насладившись моим бешенством. — Успокойтесь. Я пришла за другим. Я написала вам когда-то сто пять писем, которых вы, как мне известно, не читали. Я пришла попросить их обратно. Это и есть подарок.
Через несколько минут я вручил ей пачку нераспечатанных записок и писем. Она начала считать их аккуратно, как деньги в Севастополе. Потом улыбнулась.
— Я вижу, что вы действительно сделаны из дуба. Даже первые письма не надорваны. Я не знала, что такие мужчины бывают на свете. Ведь мы ни разу не говорили с вами с той субботы. Впрочем, это показывает, что вы любили меня.
Она ушла, чувствуя себя победительницей. Действительно, реплики мои были не слишком резки и убедительны. Я больше молчал. Может быть, мне следовало бы быть с ней немного любезней. Теперь я не сержусь на нее, как прежде, и полковник в Париже. Может быть, я даже сумел бы заставить ее отказаться от брака. Но, право, я слишком занят для того, чтобы начинать всю эту безумную историю с начала.
Квартира князя, после отъезда жены, приняла нежилой вид. Юлия Аркадьевна увезла с собой рояль и еще кое-какие вещи. Пол, видимо, давно не подметался, и о кресла можно было запачкаться. Долгорукий принял меня смущенно, он был одет в рабочий костюм, и руки его были грязные. Но вино у него нашлось. Князь выпил сравнительно немного и вдруг заплакал.
— Боже мой, — заговорил он сквозь слезы. — Если бы вы знали, Кент, как тяжело быть настоящим рабочим. Муки столпника — это детский лепет по сравнению с тем, что я переживаю. Ведь я не успеваю отдохнуть за ночь. У меня болят руки и ноги, и я не вижу, как проходят дни. Мне даже не хочется слушать радио…
Он плакал, тихонько ударяясь головой о край стола. Чтобы успокоить его, я сказал: