Дневник штурмана

В столовой меня ожидал новый сюрприз: в ответ на моё приветствие повар не только не улыбнулся, но даже не поздоровался, а мисс Фелисити отвернулась. Вероятно, это были последствия вчерашнего недоразумения. Я не стала особо обращать внимание на очередные мелкие неприятности, потому что они были скоропреходящи, а на меня навалились заботы поважнее, однако когда молчаливая горничная плюхнула передо мной поднос, у меня возникло ощущение чего-то странного. Я не придала этому значение, но чувство сохранилось, до поры до времени о себе не напоминая.

В рубке очень недовольный мистер Форстер долго смотрел на часы, а потом не выдержал и спросил:

— Я что-то не соображу, мисс Павлова, сколько времени вы отсутствовали?

Командир был тут же, но в его механическом мозгу исчезло чувство порядочности, поэтому мне пришлось защищаться самой.

— Извините, сэр, меня задержал мистер Уэнрайт.

Вид у англичанина был рассеянный, когда он обернулся на своё имя. Моих слов он, по-моему, не слышал (к счастью) и, не переспрашивая, ушёл. Мистер Форстер проводил его недоумевающим взглядом.

— Опять эта женщина, мисс? — спросил он.

— Да, сэр. Она была в коридоре.

— Что она сказала? — задал он естественный вопрос.

— Что зло внутри стремится к миру зла, сэр. Её трудно понять.

В привычной обстановке рубки на меня снизошёл покой. Чего мне было бояться? Да, мы летим в очень опасную экспедицию, но экипаж выходить из корабля не будет, с учёными у меня контакта нет и не может быть, отсек корабля, где мы находимся, отдалён от пассажирских кают и кают-компании и даже форма у членов экипажа и пассажиров разительно отличается, так что светло-вишнёвый костюм Сергеевой в нашем коридоре сразу привлекал к себе внимание. А что мне до слов этой странной женщины? Какая-то книга, какая-то чёрная запись. Почему я решила, что речь идёт об одной и той же книге? Может, у командира своя книга, а у меня своя? А может, и книг-то никаких нет в действительности и они существуют лишь в больном мозгу сошедшей с ума от страха перед планетой женщины.

Однако когда мы шли в столовую — я в центре, а оба монстра по бокам — я уже не чувствовала неудобства от такой торжественности. Признаюсь сама себе, что я бы не была против, если бы бортинженер замыкал шествие и, так сказать, защищал тыл.

Пассажиры вели себя сдержаннее обычного, даже мосье Рок был задумчив. Сергеева отрешённо смотрела прямо перед собой, ела мало и неохотно. Державин часто посматривал на неё, словно боясь пропустить даже мимолётный взгляд, который она порой бросала на окружающих. Ей явно было не по себе среди своих коллег, и она лишь по необходимости сидела за одним столом с ними.

Первому штурману тоже было не слишком приятно в её присутствии. Я заметила это по тому, как он откидывался назад, чтобы не выделяться и не привлекать к себе её внимание. Я его очень хорошо понимала. Я и сама была бы счастлива не видеть её и не слышать и тоже сидела очень скромно. Лишь командир сохранял привычное ледяное спокойствие, глядя вокруг бесстрастными глазами, которые всё замечали.

Я тоже кое-что заметила. Во-первых, я заметила, что мисс Хаббард по-прежнему очарована испанцем, а в отношении сеньора Агирре к ней появилось что-то новое. Я сначала не могла понять, что именно проскальзывало в его новом чувстве, а потом уловила его взгляд, случайно брошенный на командира. Это, действительно, был случайный взгляд, но в нём не было прежнего относительного равнодушия пассажира к везущему его командиру космического корабля, в нём был новый, более доверительный оттенок, словно этих двух людей связывала общая идея. Не берусь судить, права ли я и не нафантазировала ли, увидев в случайном взгляде так много нового, но мне так показалось, а позже, когда все выходили из столовой, я заметила, как бережно, осторожно вёл свою даму сеньор Агирре, будто оберегая от невидимых опасностей, и поняла, что он не просто любит её, но и чувствует себя её защитником, рыцарем, все мысли которого сосредоточены на задаче спасти любимую. И тогда я подумала, а не предупредил ли командир испанца о пророчестве Серафимы Андреевны? Может, не полностью предупредил, а лишь наполовину, лишь о том, что касалось мисс Хаббард. Тогда ясно, почему взгляд сеньора Агирре, обращённый на мистера Уэнрайта, изменился. А впрочем, это всего лишь мои домыслы, в которых я не призналась бы никому, кроме своего дневника.