Дневник штурмана

— Есть, сэр, — почти одновременно отозвались мы.

— Мистер Форстер, пойдёмте.

Когда они ушли, я повернулась к бортинженеру.

— Вы уверены, что её нет на корабле? — спросила я.

— Да, мисс, мы заглянули в каждый угол.

— Сэр, пока вы разглядывали углы в грузовом отсеке, она могла быть в каюте, а когда вы прошли обратно, она могла выйти из каюты и пройти в грузовой отсек.

— Зачем ей от нас прятаться? — не понял тупоумный немец.

— Не знаю, — призналась я. — Но мне кажется, что она совсем рядом с нами и в эту минуту на нас смотрит.

Мистеру Гюнтеру не понравились мои фантазии. Он нахмурился и, пересев ближе к двери, решил не выпускать из виду вход в рубку. Я и сама готова была сделать подобное, с той лишь разницей, что отсела бы от двери подальше, если бы не помешал стыд. Мне вспоминалось, как Серафима Андреевна остановилась на пороге и сказала нам с первым штурманом: "Я вижу два лица рядом. Два мёртвых лица". Тогда у неё ещё не было облика мёртвой женщины, но её слова меня ужаснули. Если сейчас она войдёт и извергнет очередное безумное пророчество… Какое счастье, что рядом мистер Гюнтер!

— Она в каюте, сэр? — спросила я, увидев первого штурмана.

— Её там нет, мисс, — отозвался тот, и его голос выдал, как он встревожен.

— Может, она всё-таки вышла из корабля? — предположила я.

— Нет, мисс. Мы проверили: она не брала скафандр. Не думаю, что она настолько безумна, что вышла без скафандра, ведь был дан приказ без скафандра не выходить.

Очевидно, мистер Форстер, как человек долга, предполагал, что только безумные способны нарушить приказ.

— Вы свободны, мисс, — сказал командир, вошедший вслед за своим помощником. — Надеюсь, вам не надо повторять, чтобы вы соблюдали осторожность.

— Да, сэр.

Я не стала задерживаться в рубке и сделала это не от желания досадить приставленному ко мне сторожу. Мне надо было закрыться в своей каюте и подумать, чтобы освободиться от тревоги. Не знаю, называется ли такое состояние предчувствием несчастья или всему виной возбуждение от посадки на страшную планету и от болезни Сергеевой, но это было очень мучительное состояние души, и от него хотелось поскорее избавиться уговорами, хорошей книгой или, если не поможет, возвращением в рубку к своей работе над теорией взлётов.

Я шла по коридору и чувствовала за спиной дыхание сторожевого пса. Теперь требовалось его обмануть. Заметь он, что моя дверь не заперта — и он тут же побежит докладывать от этом командиру. А уж с мисс Фелисити я поговорю лично и без свидетелей. Я сделала вид, что вытащила из кармана ключ, вставила в замок и чуть нажала. Бортинженер должен был счесть, что дверь при этом отперлась. Я оглянулась и спросила:

— Мистер Гюнтер, вы так и будете стоять за дверью? Может, вам вынести стул?

Немец чуть покраснел, но кроме этого ничем не выдал своего замешательства.

— Мисс, я всего лишь выполняю приказ, — ответил он.

— И как вы его будете выполнять: стоя или сидя?

— Чтобы решить этот сложный вопрос, мисс, требуется мужская логика. У меня в запасе много времени для раздумий.

— Ну так не тратьте его даром, сэр, — посоветовала я.

Я распахнула дверь и замерла. На меня смотрели широко раскрытые мёртвые глаза Серафимы Андреевны. Её обезглавленное тело лежало возле стола, а голова, с двух сторон подпёртая стопками книг, стояла на столе. И всюду: на полу, на столе, на стене, была кровь. Как она говорила? "Кровь! Всюду кровь! Как много крови!"

— Что вы сказали, мисс? — откуда-то издалека донёсся голос немца. — Что с вами?!

— Она здесь, — сказала я голосом, показавшимся мне странным. — Позовите командира. Нет, не ходите сюда: здесь всюду кровь.