Дневник Великого поста

Но вышло совсем по-иному: «Когда я шел через какую-то деревню, попросился в один дом. Хозяин говорит: „Хорошо, посиди, я сейчас приду“. А я сразу понял, что неладно что-то. Он ушел, смотрю вдруг – идет с винтовкой. Полицай! Говорит: „Поедешь со мной“. Он поляк был. Запряг повозку и отвез меня в Гродно. Там гетто уже не было. Тех, кого ловили, сразу в концлагерь отправляли. Сдал меня немцам, те меня сразу – в вагон. Им нужно было собрать определенное количество людей – то ли в печи, то ли на эксперименты. Нас повезли».

За Белостоком выгнали всех из вагонов и стали пересаживать в другой поезд. Спасло чудо. Шла женщина, полька. «Я как-то подмигнул ей. Она меня пожалела – подбежала к полицаям, сказала, что я ее кузен. Кричит: „Как он сюда попал? Он же ребенок!“ Она схватила меня за руку, нашлепала по попе, ругалась: „Ты, сукин сын, где шляешься?“ Потом отвела подальше и сказала: „Убегай, хлопчик, и будь здоров!“»

Хаим долго шел по направлению к Гродно. Проделал путь в 200 километров. Но в город идти побоялся, снова пошел к тем самым деревням. «Был уже март месяц, я был очень усталый, голодный. Там были какие-то сараи, и я уснул. Пришел старичок, разбудил меня: „Откуда, мальчик, будешь?“ Отвел меня домой и говорит: „Бабушка, я тебе мальчика привел!“ Стали они меня воспитывать». Деревня называлась Тужевляны. Спасителей Хаима звали Болеслав Константинович и Станислава Константиновна Литвинчик.

Судьба Хаима хранила. Он говорит: «Бог на свете действительно есть!» – и рассказывает несколько случаев своего спасения. Первый пример, конечно, та полька – «кузина», что «опознала» его в Белостоке. Второй случай. Пришел солтыс и сказал, что всех неместных мальчиков нужно отвести в комендатуру – зарегистрировать. «Я подумал: ну, все, снимут штаны – и все понятно! Но комендант должен был уехать. Дедушка мой набрал масла, сметаны, сыра, окороков. Коменданта замещала полька-переводчица. Пришли мы в сельсовет. Дедушка пошел к переводчице и дал ей взятку. Она велела привести меня. Я сказал себе: „Прощай, жизнь!“ Она же спрашивает: „Откуда?“ – „Из Харькова“. – „Из Харькова?“ Мы с ней оказались „земляками“! Оказывается, их вывезли из Польши в Харьков. Меня зарегистрировали».

Еще один случай. 1944 год. Красная армия уже подходила к Минску. Вышел приказ коменданта: запрягать лошадей, возить дрова. «Дедушка запряг лошадь и наказал мне ехать. А нас сопровождал полицай. Он хвастался перед местными, что знает немецкий. А я идиш хорошо знал. И меня черт дернул сказать, что он что-то неправильно говорит по-немецки. Полицай удивился: деревенский мальчик знает немецкий! Доложил коменданту. Пас я корову, и вот на обед нужно было идти, на дойку ее гнать. Иду и будто бы слышу голос: „Не ходи домой!“ Я гоню дальше. Опять: „Не ходи домой!“ И так три раза. Я домой не пошел. Пригоняю коров вечером – дедушка перекрестился и сказал: „Хорошо, что на обед не пришел. Если бы пришел, мне крышка была бы – за мной уже приходил комендант“. А дедушка-то знал, что я еврей. Он видел, что я боялся – ну, с ребятами на речку купаться, мыться, – и все понял. После приезда коменданта он сразу отвез меня к сестре, чтобы я не показывался. Когда первый советский солдат вошел, я упал на колени и благодарил их».

«Три года я писал в „Яд ва-Шем“. И наконец в 2002 году Болеславу Константиновичу и Станиславе Константиновне Литвинчик было присвоено почетное звание „Праведники народов мира“. Посмертно».

Суббота После оккупации